гремел медью, представители городских властей повторяли про себя тщательно подготовленные речи, размахивали флажками дети. Но вот людское море смолкло. Атомные двигатели стихли, и медленно откатилась дверь люка.
Высокий и мужественный, в великолепной одежде, тысячами бликов отбрасывающей солнечные лучи, появился Роберт Мёрдок. Он улыбнулся и взмахнул рукой, и толпа снова взорвалась приветственными криками и аплодисментами.
А на самом краю толпы ждали две фигуры: сгорбленный старик, трясущийся над палочкой, и старая, морщинистая женщина с растрепавшимися на ветру седыми волосами. Ее глаза сияли.
Когда высокий мужчина наконец достиг их, проложив себе дорогу сквозь плотное кольцо восторженных сограждан, они обняли его и лихорадочно к нему приникли.
Так они и шли: космонавт в центре, родители, не спуская с него затуманенных глаз, по бокам.
Их дорогой сын вернулся. Роберт Мёрдок наконец пришел со звезд домой.
— Ну вот, — сказал стоявший поодаль человек. — Вот они идут.
Его товарищ вздохнул и покачал головой.
— И все же, мне кажется это нечестным.
— Но ведь они этого хотели, не так ли? — возразил первый. — Такова была их воля. Чтобы дома не встречала сына смерть. Все равно через месяц он снова улетит на двадцать лет. — Мужчина замолчал и показал рукой на две фигуры неподалеку. — И ведь они действительно безупречны? Он ничего не заметит.
— Пожалуй, ты прав, — отозвался второй. — Не заметит.
Он провожал взглядом обнявшиеся фигуры, пока те не скрылись из виду.
Теодор Томас
Сломанная линейка
Под пальцами Картера логарифмическая линейка треснула и развалилась надвое. Он уронил обломки на стол и, подняв голову, встретился глазами с Сесилом Харди. Картер сказал одними губами:
— Я так хочу этого, Сесил, так хочу!
Харди медленно наклонил голову.
— Я знаю, Уолтер. Я понимаю тебя.
— Понимаешь? Я растил его чуть ли не с пеленок. Я сделал из него человека. Я сделал из него лучшего человека, который когда-либо учился в Академии. Я видел, на что он способен, и потому отдал ему все, что у меня было, и он впитал это как губка. Глубокий Космос у него в крови. Он… — Картер помолчал, потом добавил: — Если бы мой Уолт не погиб, он стал бы таким, как Лайтнер. Теперь ты знаешь, каково мне…
Харди поднялся со стула и положил руку на плечо Картеру.
— Я знал все эти годы, Уолтер.
— Ты хочешь сказать, что это было заметно?
Харди улыбнулся и покачал головой.
— Нет, не заметно в том смысле, в каком ты это понимаешь. Я знал, потому что в мои обязанности входит знать и потому что мы с тобою старые друзья. Я видел выражение твоих глаз, когда ты смотрел на Лайтнера. Но никто больше не замечал.
Картер выдохнул воздух и провел рукой по ежику стальных волос.
— Я старался не показывать…
— Ты и не показывал. Ты хорошо держал себя в руках. Может быть, даже слишком хорошо. Лайтнер думает о тебе совсем не так, как ты о нем.
— Я знаю, я не мог позволить ему догадаться о моих чувствах. Это было бы невыносимо. И он должен попасть в Глубокий Космос, хотя бы в награду за все эти годы. В один прекрасный день парень станет Начальником Космонавтов. И когда этот день наступит, Лайтнер будет лучше меня. Он обязан выдержать испытание — для меня, для себя, для всей Земли. Такие люди встречаются редко. Они нам нужны.
Харди взглянул на хронометр и сказал:
— Что ж, скоро все выяснится. Он сейчас спускается на автолете к городу. Мне пора к приборам.
Он повернулся к пульту.
Картер подошел к нему, остановился рядом и прошептал:
