понимаете?
— Будет лучше, если вы перестанете задавать вопросы. Не отвлекайтесь. Рассказывайте о своих мыслях и чувствах…, в отношении Гарольда, например.
— Да, Гарольд. Он оказался одним из них. Без мыслей, без чувств, без мотивов. Из-за жены я пытался ближе узнать его: мы беседовали, иногда вместе прогуливались. Его нельзя назвать необщительным; когда я говорил, он внимательно слушал. Если я задавал вопрос, он что-нибудь отвечал. Холодно, бесцветно. Понимаю, у каждого своя манера поддерживать беседу — в этом нет ничего плохого, но меньше чем через полчаса мной овладевала смертельная усталость, даже если речь шла о моей работе. Я не представлял, о чем говорить дальше, и между нами образовывался вакуум. Он пользовался приемом, который я часто замечал у других: человек намеренно не поощряет вас продолжать, просто стоит и ждет, пока вы не сморозите какую-нибудь глупость. Сейчас это можно объяснить характером его деятельности. Когда мы познакомились, он работал помощником мэра в городском совете. Естественно, что человек в такой должности должен тщательно следить за своими поступками. Он не может позволить себе уйти раньше времени с работы, должен слишком многим угодить и никого не обидеть. Казалось, такая позиция должна была сделать его мягче, человечнее, но этого почему-то не случилось. Сейчас он занимает пост мэра, и надо отдать ему должное, у него были амбиции, желание сделать карьеру. Вы меня понимаете? Ах да, забыл, никаких вопросов. Что ж, таким он был.
Однако я заметил еще одну особенность его характера. Даже жена согласилась со мной. Он был, что называется, скучным человеком. Если пойти вместе с ним, например, в цирк, он не только не улыбнется сам, но каким-то образом умудрится сделать так, что и у вас пропадет всякое желание смеяться. Мне очень нравятся хорошие спектакли, и я ничего не имею против, если приходится посмотреть один и тот же во второй раз, но если рядом Гарольд — неважно, как называется спектакль, мне он уже не нравится. Он не критикует, не отворачивает нос, но каким-то непостижимым образом одним своим присутствием лишает представление оживления и красок. Потом только диву даешься, зачем истратил вечер и деньги на такую серую постановку. То же самое произойдет, если взять его на футбол или матч по крикету: сонное времяпрепровождение вам обеспечено. Приглашать его в гости равносильно самоубийству. Он будет вежлив, полезен, исполнит все, о чем его ни попросят, но вечер пойдет насмарку. Как будто он неощутимо опрыскивает нас особым дьявольским составом, от которого мы устаем, скучаем и впадаем в депрессию. Однажды мы с женой были настолько неосторожны, что пригласили его провести вместе отпуск. Мы планировали объехать на машине Францию и Италию. Это был худший из наших отпусков. Гарольд убил его. Все, на что он ни смотрел, казалось меньше и невзрачнее, чем на самом деле. Шартрез, Лувр, Прованс, итальянская Ривьера, Флоренция, Сиена — все они съежились и поблекли. Оставалось только удивляться, зачем мы отправлялись в путешествие, вместо того чтобы провести лето в Торки или Борнмауте.
Мистер Патсон печально посмотрел на свои руки и продолжал:
— Пока меня не научил горький опыт, я часто разговаривал с Гарольдом о различных планах по развитию, моего предприятия. Но стоило только выложить ему все детали, и я чувствовал, что мой энтузиазм улетучиваетсякак воздух. Я чувствовал или он заставлял меня чувствовать, — что никакое новшество не стоит риска. Лучше работать по-старому. Я, вероятно, разорился бы, если б не перестал говорить с Гарольдом о своих делах. Сейчас, когда он спрашивает меня о новых планах, я отвечаю, что, у меня их нет. К сожалению, тогда я еще не знал о Невидимках. Однако Гарольд не выходил у меня из головы, может быть, потому, что он был моим родственником. Когда; он стал мэром, я начал больше интересоваться муниципальными делами, просто чтобы понять, как работает Гарольд. Это напоминало детективное расследование. Например, одно время у нас работал молодой, предприимчивый инспектор по образованию. Однако он ушел, и на его место назначили хмурого, нерасторопного парня. Через некоторое время я обнаружил, что все это провернул Гарольд. Потом был энергичный советник, инспектировавший развлекательную индустрию. После общения с ним все вокруг начинало сверкать разноцветными огнями, но Гарольд избавился и от него. Вместе со своим приятелем, казначеем, который тоже один из Невидимок, Гарольд умудрился положить конец всему, что добавляло немного цвета и искр городской жизни. Естественно, у них всегда находился благовидный предлог: экономия средств и прочая чушь. Однако я заметил, что оба они экономят лишь в одном направлении — в том, которое мешает Невидимкам.
На остальное — официальные рауты, приемы, помпезные торжества — они не жалеют денег. Вы и сами могли заметить, что в этих направлениях вообще не принято жалеть денег, будь то муниципальные или национальные дела, и то, что происходит в нашей мэрии, происходит по всей стране, да и в других странах, насколько я могу судить, тоже.
Доктор Смит подождал минуту или две, затем довольно резко сказал:
— Пожалуйста, продолжайте, мистер Патсон. Если мне понадобится сделать замечание или задать вопрос, я остановлю вас.
— Я уже говорил, — мистер Патсон поерзал в кресле, — что экономические и политические реформы просто используются. У меня никогда не проходило ощущение, что за всем этим что-то стоит. Все последние реформы бессмысленны, если предположить, что мы делали их ради себя. Но ответ в том, что это не так: кто-то попросту манипулирует нами. Возьмите коммунистические страны. В некоторых из них Невидимки почти завершили свою работу; едва ли им придется побеспокоиться! Хорошо, нам коммунизм не подходит, и мы обязаны защищаться от него. Но что происходит? Все больше Невидимок оттуда перебегает к нам. Это их шанс, и они побеждают, а мы проигрываем. Мы не в состоянии свернуть с дороги, по которой никто не хочет идти. Но мы идем и с каждым днем приближаемся к пчелам, муравьям, термитам. Потому что нас подталкивают. Боже мой, доктор, неужели вы этого не чувствуете?
— Нет. Обо мне не беспокойтесь. И пожалуйста, поменьше общих рассуждений. Вы говорили о вашем родственнике, Гарольде. Когда вы решили, что он Невидимка?
