Стояла середина лета в Мэне, куда меня привели дела: из деревушки Мэйфайр я собирался к следующему полудню достичь Глендаля, однако ни одна живая душа не вызвалась сопровождать меня. Длинный и продолжительный маршрут через Питевиссет, следуя которым я опоздал бы к назначенной встрече, пришлось отбросить. Оставалась дорога через густой лес, но на все уговоры проводить меня я получал отказ или уклончивые отговорки.
Для стороннего наблюдателя, каким я был, казалось странным, что каждый мой собеседник находил благовидный предлог, чтобы отказаться. Слишком уж много неотложных и важных дел скопилось в этой сонной деревушке, чтобы я не догадался, что местные жители лгут. И все же, как бы ни обстояли дела, ни один из селян не располагал временем, чтобы ненадолго отлучиться. По крайней мере, так они заявляли мне, ограничиваясь уверениями, что путь через лес очень прост: все время следует держаться направления на север и для такого энергичного молодого человека, как я, путешествие не представит особой трудности.
Если отправиться в путь ранним утром, как мне советовали радушные селяне, можно было рассчитывать до захода солнца достичь Глендаля, избежав таким образом ночевки под открытым небом. Даже в тот момент я был далек от каких бы то ни было подозрений. Перспектива выглядела обещающей, и я решился отправиться в одиночку, отказавшись от помощи ленивых обитателей деревушки. Вероятно, и подозрения, возникнув, вряд ли остановили бы меня; молодость отличает упрямство, а суеверные страхи и предания с детских лет только развлекали меня.
Итак, солнце еще не поднялось высоко, как я уже уверенно шагал среди могучих лесных деревьев; с завернутым в бумагу обедом в заплечной котомке, с пистолетом, для надежности, в кармане, перепоясанный тугим кушаком, набитым похрустывающими купюрами солидного достоинства. Исходя из расстояния и полагаясь на собственную скорость, я рассчитывал добраться до Глендаля чуть позже захода солнца. Хотя, случись погрешности вкрасться в мои расчеты, задержка до поздней ночи не пугала меня; ее с лихвой искупал прежний богатый опыт походных биваков. К тому же мое присутствие в пункте назначения вполне могло отодвинуться до следующего полудня.
Мои планы расстроила летняя жара. Поднимаясь к зениту, солнце даже сквозь густую листву обжигало незащищенные участки кожи и с каждым шагом иссушало мои силы. К полудню одежда насквозь пропиталась потом, ноги заплетались, несмотря на всю решимость двигаться дальше. Углубившись в лес, я наткнулся на заброшенную тропинку, сильно заросшую травой и молодыми побегами. В некоторых местах она практически исчезала из виду: прошли недели, а может быть и месяцы, с тех пор, как ею пользовались в последний раз. В мое сердце стали закрадываться сомнения в надежности уверений жителей деревушки, обещавших легкое и бесхлопотное путешествие.
Проголодавшись дорогой, я отыскал тенистую развилку деревьев, достал из заплечной котомки обед, который мне приготовили в деревенской гостинице, и расположился на зеленой траве. В бумажном свертке оказалось несколько потерявших от жары вкус сэндвичей, кусок подсохшего пирога и бутылка легкого столового вина: угощение отнюдь не роскошное, однако весьма желанное в моем положении.
Для курения было чересчур душно, и я не стал доставать свою трубку. В надежде передохнуть несколько минут перед заключительным этапом путешествия, я растянулся под густыми кронами и закрыл глаза. Вероятно, в такую жару и глоток вина был излишним; при всей легкости этого напитка бутылки оказалось вполне достаточно, чтобы довершить начатое долгим, утомительным днем. Не успел я сладко зевнуть в предвкушении отдыха, как короткий привал, предусмотренный моими планами, сменился беспробудным глубоким сном.
Когда я открыл глаза, вокруг сгущались вечерние сумерки. Ветерок обдувал мои щеки, быстро возвращая мне ясность сознания. По небу резво проносились темные облака, предвещая неминуемую грозу. До утра нечего было и думать о продолжении путешествия, однако перспектива провести ночь в промозглом, освещаемом ударами молний лесу также мало привлекала мои мысли. После короткого размышления я решительно зашагал вперед, надеясь найти хоть какое-нибудь укрытие до того, как разразится буря.
Мрак плотным покровом укутал деревья. Низкие облака угрожающе сливались с черной землей; порывы ветра заметно посвежели. Отблеск далекой молнии озарил небо, сопровождаемый зловещим рокотом грома, и на мою вытянутую ладонь упала первая тяжелая капля. Приготовившись к худшему, я как автомат продолжал шагать в неизвестность, когда среди деревьев блеснул огонек — чье-то освещенное окно. Спеша укрыться от надвигающегося ливня, я бросился вперед… О боги! Если бы я повернул тогда назад!
В удалении, на лесной просеке возвышался дом: темный прямоугольник на фоне вековых деревьев. Ожидая встретить легкую охотничью хижину или бревенчатую избу, я был слегка изумлен, увидев изящное, со вкусом возведенное здание высотой в два этажа. Судя по архитектуре, его построили более полувека назад; некоторые детали фасада пообветшали и требовали ремонта. В одном из нижних окон мерцал яркий огонек, и к нему, подстегиваемый новыми тяжелыми каплями, я заторопился вдоль просеки, нетерпеливо забарабанив в дверь, едва успев взбежать на крыльцо.
С неожиданной готовностью на мой стук отозвался глубокий, приятный голос, произнесший единственное слово: «Входите!»
Толкнув незапертую дверь, я шагнул в полутемную прихожую, ведущую направо в освещенную комнату с книжными полками. Внутри дом наполнял слабый, едва уловимый запах, предполагавший присутствие животных. Вероятно, хозяин жилища был траппером или охотником, черпавшим средства к существованию из окружавшего дом леса.
Пригласивший меня войти сидел во вместительном плетеном кресле, рядом с инкрустированным мраморной мозаикой столом. Свободный халат сероватого цвета скрадывал его худощавую фигуру. Свет керосиновой лампы резко оттенял его черты, и, пока он с любопытством рассматривал меня, я изучал его с не меньшим вниманием. Его облик поражал статностью: тонкое продолговатое лицо было чисто выбрито; мягкие волнистые волосы аккуратно расчесаны; длинные прямые брови под легким углом сходились над переносьем; красиво вылепленные уши были низко посажены, а большие,
