Бэбкок принял душ, но рубашка у нею вновь была мокрой под мышками. Тихоходный лифт, зеленый ковер. Холодный, затхлый воздух. Семь лет работы, кровь и деньги, пятьсот лучших специалистов. Секции психологическая, косметическая, медицинская, иммунологическая, серологическая, научная, машинный зал, снабжение, администрация. Стеклянные двери. Квартира Сэма пуста; он с женой поехал в город. Ох уж эти психологи. Хорошие, но лучшие ли? Трое первых отказались сотрудничать. "Это не обычная ампутация, этому человеку ампутировали все".
Высокая фигура даже не дрогнула. Бэбкок сел напротив серебряной маски.
- Джим, поговорим серьезно.
- Плохие новости, а?
- Конечно, плохие. Я оставил его наедине с бутылкой виски. Поговорю с ним перед отъездом, но Бог знает, что он там наговорит в Вашингтоне. Слушай, сделай это для меня и сними маску.
- Пожалуйста. - Рука поднялась, взялась за край маски и стянула ее. Под маской скрывалось загорелое лицо с точеными носом и губами, может, некрасивое, но нормальное. Довольно приятное лицо. Только зрачки были слишком велики и губы не шевелились, когда он говорил. - Могу снять все по очереди. Это что-то изменит?
- Джим, косметическая секция билась над твоим лицом восемь с половиной месяцев, а ты заменяешь его маской. Мы спрашивали, что тебе не нравится, и были готовы изменить все, что ты захочешь.
- Я не хочу разговаривать на эту тему.
- Ты говорил что-то об ограничении фондов. Это была шутка?
Минута молчания.
- Я не шутил.
- В таком случае, Джим, скажи мне, в чем дело. Я должен знать. Эксперимент не будет прерван, тебя будут удерживать при жизни, но это и все. В списке уже семьсот желающих, из них два сенатора. Допустим, кого-нибудь из них завтра вынут из разбитой машины. Тогда будет поздно для дискуссии; мы должны знать уже сейчас, позволить ли им умереть или дать тело, подобное твоему. Поэтому мы должны поговорить.
- А если я не скажу правды?
- Зачем тебе лгать?
- А зачем обманывают больных раком?
- Не понимаю, что ты имеешь в виду, Джим.
- Попробуем по-другому. Я выгляжу как человек?
- Конечно.
- Вранье. Приглядись к этому лицу. (Холодное и невозмутимое. За искусственными зрачками блеск металла.) Предположим, что мы разрешили все прочие проблемы и я мог бы завтра поехать в город. Ты можешь представить меня гуляющим по улицам, входящим в бар, едущим в такси?
- И это все? - Бэбкок глубоко вздохнул. - Конечно, Джим, разница есть, но боже ты мой, так бывает со всеми протезированными; людям нужно привыкнуть. Возьми, к примеру, эту руку Сэма. Через какое-то время забываешь о ней, перестаешь ее замечать.
- Вранье. Они делают вил, что не замечают, чтобы не обижать калеку.
Бэбкок опустил взгляд на свои сплетенные ладони.
- Жалеешь себя? - спросил он.
- Не говори ерунды, - загремел голос. Высокая фигура распрямилась, руки со стиснутыми кулаками медленно поднялись вверх.
- Я заперт в этом. Сижу в нем уже два года, нахожусь в нем, когда засыпаю и когда просыпаюсь.
Бэбкок смотрел на него снизу.
- А чего бы ты хотел? Подвижного лица? Дай нам двадцать лет, может, даже десять, и мы решим эту проблему.
- Не в том дело.
- А в чем?
- Я хочу, чтобы вы ликвидировали косметический отдел.
- Но ведь это...
- Выслушай меня. Первая модель выглядела как портновский манекен, и вы работали восемь месяцев, чтобы построить новую. Эта похожа на свежего покойника. Ваша цель - как можно более уподобить меня человеку. Постепенно совершенствуя очередные модели, вы дошли бы до такой, которая могла бы курить сигары, развлекать дам, играть в кегли, и люди ничего бы не подозревали. Это вам никогда не удастся, а если даже удастся, то зачем?
- Позволь подумать... Что ты имеешь в виду? Металл?
- Конечно, и металл, но не в нем дело. Я имею в виду форму, функциональность. Подожди минутку.
Высокая фигура прошла через комнату, открыла шкаф и вернулась с рулоном бумаги.
- Взгляни на это.
