— Я рекомендую солнечный Нью-Джерси. Интереснейшая штука — у каждого городишки свое название. Их миллионы. Выбирай любой. Хакенсак, Перт-Амбой, Пассейик, Тинек, Нью-арк? Нет? Ты совершенно прав, слишком соблазнительно. Дай-ка подумать. Дальше на север? Провинстаун.
Мартас-Вин-Ярд — в это время года там чудно. Или Флорида. Я уже вижу, Джонни, как ты сидишь на солнышке у сгнившей пристани и ловишь трахинотусов на гнутую булавку. Мирный, размякший, свободный от забот…
Джонни ворошил в кармане мелочь. Художник не знал, что у него в бумажнике — таких подробностей он никогда не знал, — но был уверен, что маловато.
— Герцог, а ты случайно не видел Теда Эдвардса? — с надеждой спросил он.
— Нет. А что?
— Гм. Он должен мне немного денег, вот и все. Сказал, что отдаст сегодня или завтра.
— Если дело в деньгах… — мгновение спустя произнес Герцог.
Джонни с недоверием на него взглянул.
Герцог доставал из кармана засаленный бумажник. Щелкнув кнопкой, он вдруг помедлил.
— Джонни, а ты правда хочешь выбраться из города?
— Ну да, конечно, только…
— Зачем тогда вообще друзья, Джонни? Просто обидно. Пятьдесят хватит?
Герцог отсчитал деньги и сунул их в онемевшую ладонь Джонни.
— Ни слова. Дай я запомню тебя таким, какой ты есть. — Он изобразил рамку и прищурился. Затем вздохнул, взял потрепанный чемодан и с неимоверной энергией принялся за работу, запихивая туда вещи из платяного шкафа. — Рубашки, носки, нижнее белье. Галстук. Чистый носовой платок. Вот и чудно. — Он закрыл крышку. Затем, пожав руку Джонни, стал подталкивать его к двери. — "Не думай, что все это было прекрасно, ведь так не бывало. По жизни плывем в океане — плывем, говоря лишь друг с другом. Лишь голос и взгляд, затем только тьма и молчанье".
Джонни вдруг уперся.
— В чем дело? — осведомился Герцог.
— Я только что понял — сейчас не могу. Отправлюсь вечером. Возьму билет на последний поезд.
Герцог выгнул брови.
— Но чего ждать, Джонни? Коси траву, пока солнце. Куй железо, пока горячо. Время не ждет.
— Они увидят, как я уезжаю, — растерянно ответил Джонни.
Герцог нахмурился.
— Хочешь сказать, тебя и впрямь преследуют зеленые человечки? — Лицо его вдруг задергалось, и Герцог с трудом восстановил неподвижность своей физиономии. — Что ж, тогда… извини. Минутное затмение. Но видишь ли, Джонни, тогда тебе никак нельзя терять время. Если тебя преследуют, они должны знать, где ты живешь. Почему ты так уверен, что они сюда не заявятся?
Джонни, пыхтя и заливаясь краской, так и не смог придумать подходящего ответа. Поначалу он хотел скрыться под покровом темноты, но тогда еще по меньшей мере пять часов…
— Послушай, — вдруг сказал Герцог — Я знаю, что делать. Бифф
Фельдстайн, он же работает в Черри-Лейн! Тебя родная мать не узнает.
Подожди здесь.
Через пятнадцать минут он вернулся с охапкой старой одежды и предметом, который при ближайшем рассмотрении оказался небольшой рыжеватой бородкой.
Джонни безропотно ее нацепил, используя клей из тюбика, также принесенного Герцогом. Герцог помог художнику влезть в лоснящуюся от жира потрепанную куртку непонятного цвета и нахлобучил ему на голову берет. В результате Джонни предстал в зеркале перед собственным испуганным взглядом так шарлатан прежних времен из Виллиджа или торговец французскими почтовыми открытками. Герцог критически его осмотрел.
— Впечатляет, хоть сейчас и не война, — заметил он — Впрочем, красиво жить не запретишь. Allons! Я трава — я все покрываю!
Торопливо направляясь к Шестой и крепко держа Джонни под локоть.
Герцог вдруг остановился.
— Ха! — воскликнул он. Затем нагнулся и что-то подобрал. Джонни перевел стеклянный взгляд спутнику на ладонь. Там лежала пятидолларовая банкнота.
Герцог спокойно убрал находку в бумажник.
— И часто у тебя так? — спросил Джонни.
— Все время, — ответил Герцог. — Надо только смотреть в оба.
