привычного жаркого солнца!) спустили на серо-голубую воду лодку, куда по веревке с борта корабля соскользнули четверо мужчин. По тому, как неровно они гребли, Скэтвалю сразу стало ясно, что это не моряки. Он перестал улыбаться и в недоумении опустил уголки губ: кто же они в таком случае?
Когда эти четверо вышли из тени, отбрасываемой торговым судном, солнце так и засияло на их выбритых головах. Две-три минуты Скэтваль просто смотрел на них, а потом громко выругался — грубо, цветисто и зло. Значит, вайдессы прислали в страну халогов еще «порцию» своего жреческого угощенья? Неужто до сих пор им не ясно, что северным людям южный бог Фаос совершенно ни к чему? А может, их Фаос просто иногда требует кровавых жертвоприношений?
Скэтваль некоторое время обдумывал это последнее предположение, ибо в таком случае вайдесский бог становился отчасти похож на тех богов, которым поклонялся он сам. Но в конце концов он решил отказаться от подобных мыслей и даже сплюнул в сердцах.
Великие боги! Он же видел вайдессов во время священной службы! Они кормят своего истощенного бога гимнами, а не кровью!
Когда лодка со священнослужителями отплыла достаточно далеко, торговое судно легко развернулось на месте (надо сказать, весла в уключинах двигались мастерски!) и направилось к выходу из фьорда. Скэтваль опять нахмурился. Даже миролюбивые вайдессы не имели привычки оставлять своих священнослужителей на явную погибель без всякой поддержки.
А лодка, вместо того чтобы причалить к берегу, остановилась на расстоянии выстрела из лука, и одетые в синие рубахи священнослужители запели. Один встал, подняв лицо к небесам и глядя на солнце, и нарисовал на груди, чуть выше левого соска, круг. Скэтваль знал, что это жест глубочайшего почтения. Остальные жрецы, не прерывая пения, воздели к небесам руки. Стоящий жрец в синем балахоне снова изобразил у себя на груди круг, потом сделал какое-то быстрое движение руками, потом еще и еще…
И вдруг широкий мост, состоящий как бы из солнечного света, перекинулся от лодки к берегу! Вайдесские жрецы вскинули на плечи дорожные мешки и уверенно двинулись по этому мосту. Когда последний из них ступил на твердую землю, мост исчез. А лодка так и осталась качаться на волнах, всеми покинутая.
«Значит, — решил Скэтваль, — это колдуны!»
Подобное волшебство, способное до глубины души потрясти любого крестьянина, на него тоже произвело довольно сильное впечатление, но он постарался быстро взять себя в руки. Разумеется, он бы уделил этим чародеям куда большее внимание, если бы благодаря им и большое судно вошло в фьорд и высадило свою команду на берег. Халоги, кстати сказать, тоже любили похвастаться умением своих колдунов, хотя, надо признать, их искусство было более приземленным, а зачастую и более кровавым. И вряд ли они были способны на такую вот игру с солнечным светом. Нет, Скэтваль не желал ни восторгаться, ни очаровываться чужой магией! И у него не возникло никаких сомнений насчет того, зачем эти, в синих одеяниях, так поступили, а не просто подгребли на веслах к берегу.
— Похоже, они хотели всему народу похвастаться своим искусством, — пробормотал он. — Ну так они у меня еще подавятся своей похвальбой! Клянусь богами!
Придерживая рукоять меча, Скэтваль быстрым шагом стал спускаться на берег. А что, если он прямо сейчас возьмет да и положит этих, в синем? Может, Ставракиос именно этого и хотел — раздразнить его, заставить прикончить жрецов, чтобы Империя имела полное право всей мощью своего флота и войск обрушиться на халогов? Вайдессы всегда были любителями хитрых политических игр и отличались от других народов какой-то особой изворотливостью. Все-таки благоразумнее будет дождаться, когда вайдесские жрецы совершат какое-нибудь святотатство — а они его, конечно же, рано или поздно совершат! — и только тогда с полным на то основанием их прикончить.
Непрошеные гости, заметив, как вождь халогов, тяжело ступая, направляется к ним от Большого дома, все как один повернулись к нему.
«И впрямь
Но, еще не успев подойти к ним достаточно близко, он уже понимал, что это совсем не так, что одни из них, конечно же, будут постарше, другие — помоложе. Но все они были одинаково маленькими и хрупкими.
«Просто карлики какие-то», — подумал он с презрением.
Во всяком случае, трое из четверых. Даже их возраст было почти невозможно определить, разве что по большему или меньшему количеству седины на давно небритых щеках. А одинаковые одеяния и наголо выбритые блестящие черепа делали их удивительно похожими друг на друга.
Возможно, из-за того, что Скэтваль заранее убедил себя, что прибывшие будут совершенно одинаковыми с виду, ему потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы все же удостовериться, что четвертый жрец явно нарушает это единообразие. Одет он был, правда, в такой же синий балахон, как и его спутники, и тоже сверкал чисто выбритой головой, но борода у него на щеках была не черной и не седой, а золотистой и, самое главное, спускалась почти до половины груди. У него были широкое, почти квадратное лицо, короткий нос и светлые глаза, умные, прикрытые тяжелыми веками. Взгляд у него, впрочем, был открытый, дружелюбный. Но глаза, глаза!.. Они были в точности того же цвета, что и морская вода в фьорде!
Твердая поступь Скэтваля замедлилась. Он даже за бороду себя дернул; борода у него была, конечно, куда более аккуратная, чем у этого светлоглазого жреца, но почти такая же светлая. Нет, такого он явно не ожидал!
«Интересно, как это проклятые вайдессы умудрились превратить халога в жреца бога Фаоса? Но еще интереснее, с какой тайной целью он сюда явился?»
