Война и мир. вы случайно не?.. О,
Секс, черт побери! Забудьте!
Еда и напитки. – Ты тут один, сладкий?
Политика. – Многое бы изменилось, если бы
Хобби. они могли себе позволить покупать,
Искусство. скажем, трансгенную кукурузу.
Развлечения. Но они не могут.
– Жилищная проблема. – Гвинни, знаешь ли, бережет тебя напоследок!
– Путешествия. – Люди кретины, включая меня самого.
– Гвиневера уже кого-нибудь схватила за яйца достала?
ГРАФИК «ГВИНЕВЕРА»: на начальном этапе – скачок вверх, затем плавный спад, начало которого отмечено поправкой Нормана к ее нападкам на чувака в костюме 2000 года. С этого момента – в состоянии подавленного гнева, чуть умеренного достаточным числом мелких фантов, чтобы удовлетворить ее заядлых приверженцев. Перебирает оставшиеся варианты: все подмечено острым взглядом и перепроверено в уме дважды, чтобы избежать второй подобной оплошности. Лучшее прибережено напоследок, для необычайно продолжительной серии продуманных сцен, кульминации вечера. К прибереженным напоследок (правда, со знаком вопроса) относятся и посол, к которому публика утратила интерес, и Чад Муллиган – их провинность в том, что весь вечер непрерывно болтают друг с другом, невзирая на многократные попытки подвигнуть их «вращаться в обществе». Коричневоносый всегда все испортит, не важно, посол он или нет.
ГРАФИК «ДОНАЛЬД ХОГАН»: ломаная линия, где чередуются пики тошнотворного страха, тревога, замаскированной вежливой и временами весьма интересной болтовней с Элайху, Чадом, Жаннис и другими знакомыми, и слепой ярости на преследующего его сержанта Шритта. Четыре совершенные в разное время попытки отвести в сторонку человека из Бельвью и совершить акт квазисамоубийства, получив от него амфетамин или другой какой-нибудь наркотик, который позволил бы ему разрушить свою легенду с тем оправданием, что некто неизвестный подсунул ему капсулу. Вскоре линия уйдет в вираж неведомой параболы шпиона на действительной службе.
«ГРАФИК ЖАННИС»: высокого уровня кривая со множеством пиков веселья и удовольствия, поскольку ей очень нравится ее новый мужчина, но со случайными меланхоличными следами в сожаление, последнее вызвано недоумением, не ее ли уход вогнал сегодня в депрессию милого Дона Хогана.
«ГРАФИКИ ЧАД И ЭЛАЙХУ»: начальное плато довольно низко по шкале, затем одновременный подъем, после которого обе линии идут параллельно, но не вдоль обычного графика вечеринки, а прочь от него – подгоняют друг друга и все ползут в сторону и вверх.
«ГРАФИК НОРМАН»: начальный пик, вызванный столь удачной победой над Гвиневерой, за которым следует медленный спад с немногочисленными случайными всплесками, обусловленными, как правило, решимостью еще раз оставить ее в дураках, если она попытается навязать ему заранее спланированный фант, или отвращением к самому себе за то, что гордится столь мелочным достижением.
«ГРАФИК ВЕЧЕРИНКА»: по горизонтали – зигзагообразные скачки в том, что касается зимнего сада, где пораньше собрались те, кого интересует только секс, и ряд спадов над точками, обозначающими Дональда, Нормана, саму Гвиневеру и еще одного-двух человек; в остальном на сравнительно высоком уровне, хотя очень многим испортили настроение флюиды, исходящие от Гвиневеры, которая сейчас шепотом совещается с избранными запасками. Кто настолько уверен в себе и не боится, что каким-нибудь неудачным замечанием, какой-нибудь несообразностью, мелочью вроде критики в адрес произведения искусства уже этого века не подставился и не станет жертвой следующего сволочного фанта?
– Если Гвиневера будет меня доставать, ее ждет большой сюрприз. От той фирмы, которая посылает сотрудников ворваться в вашу квартиру и изломать мебель!
«Сейчас я могу приказать двум теркам, толстой и худой, поменяться одеждой, этот фант даст мне пять минут времени и несколько смешков, и когда все отвлекутся, я подсуну Норману капсулу…»
– На кого она напала?
– Кажется, на девушку в ужасном костюме из платков… Я видел, как Гвиневера только что листала в соседней комнате альбом по истории костюма.
– Извините, не могли бы вы повторить?
Как прохладный ветерок, по залу пронеслась волна любопытства и интереса.
– Нет, над прибабахнутым Лазарем еще не издевались, а я никогда не видел, чтобы он свое упустил. Он любит, чтобы его унижали, от этого его, как ни странно, волочет.
– Ты уверен? Кто тебе сказал?
– Я сам с собой поспорил, что она станет придираться к Ренэ. Знаешь, толстой терке с заболеванием щитовидки, которую пока не научились лечить, у нее еще этакое провисшее желе под подбородком? Ей всегда основательно достается.
