Он обнял ее здоровой рукой, погладил по голове.
— Ты тут ни при чем, дорогая. Просто так вышло.
— Нет, при чем, при чем! — она спрятала лицо у него на груди и заплакала.
Он успокаивал Диану, а сам смотрел поверх ее головы на противоположную стену спальни. Да, пожалуй, он правильно сделал, что солгал, не сказал ей, почему кричал во сне. Мог ли он рассказать ей всю правду: что впервые с тех пор, как его стали мучить кошмары, он узнал человека, стоявшего на коленях?
Это был Смиффершон.
В голове у него начал понемногу складываться план на следующий день. Пора покончить с этими глупостями раз и навсегда.
А если ничего не получится?
Он вздрогнул. О такой возможности думать не хотелось.
Утром он позволил Диане подать завтрак ему в постель и нехотя поковырял вилкой. Но он и слушать не захотел, когда она стала его уговаривать никуда не ходить целый день. Он встал, оделся и спустился к телефону в прихожую.
Покалеченный палец совершенно закоченел и перестал сгибаться, он с трудом удерживал трубку левой рукой. Но прежней жгучей боли уже не было, осталась только тупая, ноющая пульсация; вскоре он сам сможет сменить повязку. Заставив себя не думать о боли, Макс сосредоточил все внимание на телефоне.
Сначала он позвонил в клинику и попросил доктора Фолкнера. Телефонистка нерешительно помолчала, потом, наконец, спросила:
— Это доктор Хэрроу?
— Да.
— Доктор, у меня для вас записка от профессора Ленша. Одну минутку.
Зашелестела бумага.
— Ага, вот она. Я буду читать так, как здесь написано. «Макс, черт подери, сидите дома, пока не оправитесь от шока. Я распорядился, чтобы вас не пускали в клинику и не соединяли ни с Фолкнером, ни с кем другим. Завтра я приеду готовить Фитцпрайера к операции. Если хотите, можете явиться тоже, я вас посмотрю. Искренне сочувствую вашему несчастью».
Он услышал, как телефонистка снова складывает записку.
— Кстати, доктор, мы все тоже, — добавила она. — Мы вам очень, очень сочувствуем.
Макс раздраженно хмыкнул.
— Я совершенно здоров, — сказал он. — Можно подумать, мне голову отрубило, а не палец. Как Смиффершон, что выяснили насчет его радиоактивности?
— Извините, доктор, мне приказано ничего вам не говорить.
Диана прошла мимо на кухню с подносом, на котором стояли остатки его завтрака, и посмотрела на него печальными широко открытыми глазами.
— Черт! — сказал он и швырнул трубку на рычаг. Но тут же схватил ее опять, потому что телефон тотчас же зазвонил.
— Хэрроу слушает!
— О, это Лаура Дэнвилл, — сказал знакомый голос. — Я звонила вам в клинику, но мне сказали, что вы сегодня дома.
— Кто это? — отозвалась с кухни Диана, перестав на мгновение мыть посуду.
Макс не удержался от искушения. Вместо ответа он нарочито громким голосом сказал в трубку:
— Говорите осторожнее. Жена думает, что вы — моя любовница.
Он ясно услышал, как Диана громко всхлипнула на кухне.
— Что она думает? — опросила Лаура. — Очень жаль, если она меня сейчас не слышит. Передайте ей, что одного вида мужчины и кровати одновременно еще недостаточно, чтобы сделать меня его любовницей. Особенно, когда кое-кто, кажется, пытается меня одурачить.
— Я не собираюсь вас дурачить, — резко сказал Макс.
— О, не вы, не вы. Этот тип, Смиффершон. Помните, я говорила, что покажу наши записи более сведущему человеку?
— Да!
У Макса вдруг бешено заколотилось сердце, правой рукой он нащупал в кармане сигареты и вытряхнул одну на телефонный столик.
— Так вот, я была вчера у доктора Ислера, вам, может быть, знакомо это имя, он автор многих популярных книг о языке. Ислер — один из наиболее признанных в мире авторитетов.
— Что он сказал?
— Что ваш таинственный бродяга скорее всего какой-нибудь спятивший филолог, или что-то в этом роде. Мой первоначальный вывод оказался совершенно верным. То, что записано на пленках, полностью соответствует результатам применения известных законов фонетического развития к английскому языку в условиях неиндустриального общества. Но имейте в виду, чтобы утверждать это наверняка, мне придется свести Ислера со
