Дали.
СЕГОДНЯ Я ДОЛЖЕН БЫТЬ ГЕНИАЛЕН
К ЧЕРТУ НАПУДРЕННЫЕ ПРИНЦИПЫ И МЕРТВЫЕ ЗАКОНЫ
Я ДОВЕРЯЮ ТОЛЬКО ИНТУИЦИИ
ХВАТИТ, РОБЕРТ, МИР НЕ ИЗМЕНИШЬ, ПОДСТРОЙСЯ
НЕТ, БУДЬ ЧТО БУДЕТ
ВОТ ОНА, СУРОВАЯ ЖЕСТОКОСТЬ,
КОГДА НОЖ ЛОЖИТСЯ НА ШЕЮ ЛЕБЕДЯ
ДВЕ СВИДЕТЕЛЬНИЦЫ, ЛЕТИЦИЯ И РУТА,
ИХ ОЧИ, КАК ЧЕТЫРЕ ЯГОДЫ
БЛЕСТЕЛИ В ТУМАНЕ СЛАДКОЙ МЕСТИ.
У Роберта понос. Он сидит, спустя штаны, и думает о чем-то тяжелом. Мой взор плутает по зарослям речного тростника, по тучным горным долинам, пыльным городкам… И что же я вижу? Я бросаюсь распахивать ниву воспоминаний. Среди цветов сирени уже нет моих дочерей. В моем сердце уже завяли и роза, и ветер. Что это? Удовольствие или боль плещется в сердце все кромсающими ножами?..
СЕКВАНУ ОЖИДАЕТ ПРИСКОРБНЫЙ ПРИГОВОР СУДЬБЫ, ХА-ХА-ХА-ХА
Шоу болидов началось. Еще вчера вызывали ажиотаж вояжи по Марселю звезд «Формулы-1» в сопровождении эскорта полицейских. Сегодня телефоны, телеграф, телефаксы, мониторы, телевизоры, электронные пишущие машинки — вся техника готова к тому, чтобы освещать гонки. Фоторепортеры с замысловатыми оптическими пушками вертятся на полосе технического сервиса «пи лэн», у боксов, между виртуозно работающими механиками, инженерами, программистами, менеджерами и постоянными участницами подобных мероприятий — суперкрасавицами. Приближается критический момент. Около боксов все больше и больше болидов. Всюду знаменитости, потные озабоченные лица, лихорадочные взгляды. Сумасшедший грохот разрывает барабанные перепонки, виски чем-то стиснуты…
Роберт в помещении над боксами — в клубе «Паддок». Здесь по соседству с пикантными бутербродами не иссякают благородные напитки. Он спокойно улыбается журналистам и извиняется за надпись «Ненавижу русских».
— Произошла ошибка. Недоразумение. — Роберт кивнул проходящему мимо принцу Лихтенштейна. — Я люблю русских. Они для меня братья. А для кого они не братья?
Слышны обрывки разговоров. «Мотор разбрызгивает слишком мало топлива», — раздается голос Проста. «Представляешь, ты сидишь утром с удочкой, и туман подымается над дремлющим прудом, ты закуриваешь и…» — говорит итальянец Нанини. «Сегодня утром я выпил три чашки кофе, — говорит Сенна. — Прекрасного бразильского кофе. Чтобы голова лучше работала…»
Наконец Роберт залезает в автомобиль. Моргнул глазами и увидел Мари-Луизу. Серые брюки подчеркивали ее прекрасные ноги, импозантное седалище.
Стал накрапывать дождь. Тучи наглухо замуровали южный горизонт. Дождь шел беззвучно. Мари-Луиза стояла около Роберта, и они оба молчали.
— Говорят, в наше время люди стали менее общительны, — произнесла Мари-Луиза.
— Ясное дело. Ведь все уже сказано… — Роберт заметил, как задрожали ее губы, а по щеке скатилась слеза.
— Поплакав, ты становишься еще красивее и хорошеешь, как природа после дождя.
— Ты не передумал?
— Нет.
— Я чувствую себя соучастницей и… — Мари-Луиза решительно выпрямилась и отерла со щек слезы. — Хорошо. Тебе не придется слушать слюнявые проповеди. Делай, что хочешь. Тебя все равно не упредит никакой Интерпол…
— Ты ведь ничего конкретно не знаешь о моих планах. Так чего ты переживаешь?
Мари-Луиза повернулась и ушла, оставив вопрос без ответа. Дождь прекратился. Далеко на полях ветер отряхивал с мокрой травы чистую, ясную росу. Надвинулся туман. То были минуты, когда погруженные в него ручьи кажутся серебряными.
— Как Анна-Мария с Николя? — спросил Роберт у проходящего мимо Проста.
— Прекрасно, — ответил тот. — Знаешь, какое лето в Швейцарии! Вчера я опять получил письмо с угрозами. Они не понимают, что это профессия, при которой человек ставит на карту свою жизнь, а результат зависит от капризов машины. Поэтому в случае поражения едва ли надо стрелять нам в спину.
Роберт был вторым на тренировках, и его автомобиль попал в первый ряд, однако в невыгодной для атаки позиции. За полчаса до старта все машины были построены. Сенна на тренировках был первым, — его автомобиль был «обут» в покрышки «сликк». Снова заморосило, но удалиться из ряда запрещали
