— Но я ведь их еще и не заработал,— возразил я.— Я не могу принять от вас эти деньги.
— Замолчите, пожалуйста. Я терпеть не могу разговоров о деньгах.
— Тогда позвольте мне, по крайней мере, проводить вас на крышу. Там вы сможете осмотреть статую с высоты.
— О нет. С меня хватит и собора. Пойдемте лучше куда-нибудь и поедим. Мне хочется с вами поговорить.
С этими словами женщина открыла сумочку и вытащила черные очки. Она надела их, и ее глаза исчезли за темными стеклами. Я с удивлением отметил, что при этом ее лицо потеряло всю выразительность. Как оказалось, только глаза и были единственным, что жило в нем.
— Что вы сказали? — несколько озадаченный, спросил я.
— Вы что, всегда так тупы? Разве и вам не хочется поболтать со мной? Ну, куда же мы пойдем?
Я не знал, что придумать. Мне и в голову не приходило, что она говорит серьезно.
Можно пойти в «Сантернаро» или, если попроще, то в «Савинни».
— Меня бы больше устроила какая-нибудь траттория,-- сказала женщина, к моему великому удивлению.
— Вы и вправду хотите в кабачок?
— Да, лучше всего туда, где вы обычно обедаете.
Я отвел ее к Пьерро, в кабачок неподалеку от собора,
Пьерро вышел из-за стойки, чтобы обслужить нас. Это был небольшого роста человек, с довольно солидным брюшком и узким лицом, почти полностью скрытым за густой черной бородой. Подойдя к столику, он оглядел мою спутницу, и в его глазах вспыхнуло удивление, смешанное с восхищением.
— Синьора, синьор, сказал он,— какая радость видеть вас у себя. Что прикажете вам принести?
Женщина сняла очки, и в красноватом свете настольной лампы ее глаза сверкнули рубиновым светом.
... Прошу вас, закажите, сказала она.— Что здесь лучшее?
— Здесь отличное резотто. Это фирменное блюдо этого кабачка, и никто не готовит его лучше Пьерро.
... Итак, резотто,-- сказала она, с улыбкой посмотрев на Пьерро.
— Потом ассобукко?
Она кивнула.
— И к этому бутылку «Баролло».
Когда Пьерро скрылся в кухне, она достала из сумочки портсигар и предложила мне закурить.
Я взял сигарету, первую за два дня, и зажег женщине спичку.
— Наверное, вы думаете обо мне что-то не совсем хорошее,— сказала она, прямо взглянув мне в глаза.
— Нет, но я не могу поверить своему счастью.
Она рассмеялась:
— Наверняка я кажусь вам слишком эксцентричной.
— Никоим образом. Но вы, вероятно, слишком импульсивны и теперь, может быть, даже и жалеете о том, что поддались первому порыву.
— О, вы угадали. Так оно и есть. И правда, я сейчас и не знаю, что лучше: уйти или остаться?
— Останьтесь,— с мольбой в голосе произнес я.— Лучше все же следовать своим побуждениям, тем более ведь вы ничем не рискуете.
— Вы так думаете?
— Да.
— Прекрасно. Тогда я остаюсь. Но скажите же, наконец, как вас зовут?
— Дэвид Чизхолм. А вас?
— Лаура Фанчини.
— А я-то считал вас американкой. Но ведь Фанчини — известная итальянская фамилия.
— Я и есть американка, а мой муж итальянец.
Я бросил на нее быстрый взгляд.
— Он итальянец или был итальянцем?
— А разве это так важно? — лукаво прищуря глаза, ответила она.— Но я все же отвечу: он все еще итальянец.
Появился Пьерро с двумя бокалами «Кампари» и сифоном.
— Резотто будет готово через пять минут, синьора, а пока позвольте предложить вам аперитив.
Я незаметно толкнул его в бок.
— Убирайся, Пьерро, ты нам мешаешь.
Он с улыбкой вернулся к стойке.
