Вместо того чтобы пойти в контору, — кстати, она совсем рядом с Ватерлоо — я отправился в Королевский клуб автолюбителей, членом которого состою много лет. Там удобно, нет риска встретиться с членом семьи и можно думать сколько угодно. Я позвонил в контору и поговорил с Харрисоном, директором лондонского отделения компании. Он рассказал мне все то же самое, что я уже знал от Плейделла: этой ужасной историей занимается Готч, и действительно печально, что такой выдающийся человек, как Маллен, погиб столь нелепой смертью. Я терпеливо слушал. У Харрисона есть манера говорить банальности, но он не дурак. Он хотел узнать, когда я приду в контору. Я пообещал выйти в среду, положил трубку и уселся в курительной. Поступили первые вечерние газеты. Я взял одну и прочитал невероятное нагромождение патетической чуши. Редкий человек удостаивался такого некролога, какой был посвящен Тимоти Маллену. Снова его фотопортрет и еще снимок, сделанный в королевском дворце на церемонии награждения. Его держала под руку женщина, едва достававшая до его плеча. По-прежнему не упоминалось о жене или подруге, вызванной в связи с его смертью, и, что было еще непонятнее, никак не упоминалось о пятифунтовых купюрах. Последняя деталь начинала действовать мне на нервы. Мне казалось, что эта загадка может повлиять на расследование больше, чем я думал сначала.
Также были фотографии миссис Клайтон и ее дочери Джейн: мать улыбалась и выглядела счастливой, а у ребенка был торжественный вид, как у Джулии, когда ее фотографировали в том же возрасте. Газетчики взяли у миссис Клайтон интервью, но она рассказала только правду. Кажется, она обнаружила труп минут через двадцать после моего ухода. Она оставалась возле дочери, ожидая, пока та уснет. Один из заголовков гласил:
КОЛЫБЕЛЬНАЯ В ДОМЕ СМЕРТИ
Я вспомнил голоса и мелодию:
Для меня не характерны ни сентиментальность, ни привычка долго сохранять в памяти мелодию. Эту я запомнил, возможно, из-за того, что Джейн Клайтон была очень похожа на Джулию в детстве. Я выпил чаю и сосредоточил свои мысли на следующей проблеме: куда спрятать драгоценности и деньги. Все было подготовлено, но я начал сомневаться, разумно ли идти в мое обычное укрытие.
О нем никто не мог знать.
Но так ли это?
Я давно не имел на этот счет сомнений, однако проблема, куда прятать добычу, всегда была очень серьезной. Для известного преступника, имевшего хотя бы одну судимость или просто бывшего несколько раз на подозрении, первейшая необходимость — сбросить товар. Меня это никогда особенно не волновало. Я мог бы протаскать все это в карманах несколько дней при условии, что не стал бы снимать пиджак в месте, где может орудовать карманник, и, возвращаясь домой, следил бы, чтобы необычно оттопыренные карманы не привлекли внимания Лилиан. Я предпочитаю выждать дней пять, прежде чем принести товар в укрытие: в это время полиция уже не так интересуется делом, а риск быть заподозренным уменьшается. Опыт научил меня, что три или четыре первых дня после обычной кражи самые опасные. Потом внимание полиции переключается на новые дела. Не может же она сконцентрироваться на всех текущих делах!
Конечно, Скотленд-Ярд сосредоточит на убийстве все свое внимание, но в принципе для меня это ничего не меняло. Я должен был спрятать деньги и драгоценности. У меня было правило не носить краденое домой. Я пользовался различными тайниками: вокзальными камерами хранения, гардеробными отелей, банковскими сейфами, которые снимал на вымышленные имена, а иногда маленькой квартиркой в Блумсбери, которую снимал много лет. Я никогда не ходил туда сразу после кражи. Это была своего рода страховка.
Я давно решил завести эту квартиру, потому что даже во время моих первых походов осознавал опасность быть разоблаченным, когда возникла бы необходимость на некоторое время исчезнуть. Лучшим местом, конечно, был центр Лондона. Я выбрал эту квартиру по многим причинам. Главной была та, что в одной-двух минутах ходьбы от нее было много магазинов, где я мог купить еду, сигареты и газеты. Мне хватало пяти минут, чтобы запастись всем необходимым. Квартира располагалась над конторами трех не очень крупных фирм, по ночам в доме никого не бывало. Перед тем как я въехал туда, хозяин сделал ремонт, а так как бывал я там редко, все было чисто и в хорошем состоянии. Телефон я никогда не устанавливал. У меня была привычка заходить туда раз в неделю и время от времени проводить ночь. Насколько я знаю, никто не догадывался, что это моя квартира. Договор о найме я заключил под фамилией Кеннеди и квартплату вносил чеками.
В конце того дня я пришел к выводу, что должен спрятать драгоценности под полом квартиры, вернее, в досках паркета. Я заранее приготовил там тайник для экстренного случая. Пришлось поднять несколько досок толстого паркета и выдолбить их изнутри. Это была трудная работа, занявшая два месяца, но я считал, что нашел идеальный тайник. Я мог засунуть завернутые в вату драгоценности и деньги в доски, заложить отверстие куском дерева, а пустоты залепить пластилином. Полиция могла несколько дней искать под полом, но ей вряд ли пришло бы в голову осмотреть сами доски. Те, что я выдолбил, были около стены, так что на них редко давил вес всего моего тела. Решив, куда спрятать драгоценности, я спешил привести свой план в действие, но предпочитал подождать, пока пройдет час пик и в Блумсбери будет поменьше народу. Я уже собрался уходить, когда два члена клуба сели возле меня и заговорили об убийстве Маллена. То, что люди говорили об этом, было нормально, но я удивился, когда один из них заявил:
— Кажется, это был тот еще мерзавец.
— Кто? Маллен? — спросил его собеседник.
