в окружении моряков, мистер Селкерк. Все мужчины в моей семье были моряками задолго до того, как они приплыли в эту страну. Мой отец охотился на китов здесь до того, как позвал нас. Поэтому я поняла, что именно я увидела.
— И что же?
— Кэндаллы сдались. Менее чем в ста ярдах от берега они сдались. Или решили, что не переживут ночь. Помощь должна была прийти до рассвета, иначе будет поздно. Корабль не выдержал бы дольше. Или их убил бы холод. Поэтому они торопили конец. Но только не Чарли. Не мой Чарли. Он не стал прыгать от радости, он только прижался к ограждению, но я поняла, что он увидел меня, мистер Селкерк. Я почувствовала его. Но потом снова пошел снег, и наступила ночь. Когда мы увидели их в следующий раз, они сидели на снастях.
Селкерк про себя оставил надежду покинуть Винсетт до утра. Сеть работоспособных маяков и работоспособных смотрителей, которую с таким трудом обустраивала Служба, могла подождать еще одну зимнюю ночь.
— Это случилось на следующий день. В полдень. Та буря была какой-то злой шуткой природы. А возможно, она вообще была не природным явлением. Разве может ветер такой силы не прогнать снег? Как будто снежная буря сомкнула челюсти на этих мальчиках — на моем мальчике — и не хотела их отпускать. Мужчины, которых не раздирали кашель и горячка, сделали еще пять попыток подплыть к ним на лодке, но не смогли отойти от берега и на пятнадцать футов. Лед в воздухе был похож на дождь из стрел. Вскоре после последней попытки, когда я готовила чай, разрывалась между больными и пыталась успокоить Льюиса, который лаял с самого рассвета, отец Чарли вскрикнул и бросился на берег. Никогда прежде я не видела такого света, мистер Селкерк, и не видела ничего подобного с тех пор. Ни снег, ни ветер не притихли, и тучи не поднялись. Но корабль показался снова, наши ребята теперь были не на палубе, а на снастях. Кэндаллы надели шапки и замотались в куртки. Они держались наверху, продев руки в лини. Чарли поднялся еще выше. Он согнулся и смотрел вниз на братьев или на палубу. Я надеялась, что они разговаривали или пели, делали хоть что-нибудь, чтобы не упасть духом и сохранить дыхание. Потому что корабль… Вам приходилось видеть зыбучие пески, мистер Селкерк? Это выглядело почти также. Это видение продлилось какую-то минуту или даже меньше. Но за это время корпус корабля погрузился в воду на фут. И это был единственный предмет, который двигался.
— Не понимаю, — сказал Селкерк. — Там же был песчаный вал. Они ведь на него налетели, верно? Или на камни вокруг него. Почему они не могли просто спуститься?
Если бы после всего, что с ними случилось, они ступили в воду, они замерзли бы сразу. Им не оставалось ничего другого, кроме как цепляться за веревки. И они цеплялись. Оставшиеся здоровые мужчины подошли и встали за мной и отцом Чарли, чтобы посмотреть. Каким-то образом сам вид корабля воодушевил нас всех. Увидев наклонившуюся мачту, мы разозлились и снова преисполнились решимости. Один раз нам удалось к ним приблизиться, когда уже стемнело. Снег шел такой же сильный, но ветер немного утих. Наши уши так долго слышали ветер, что, мне кажется, мы даже не сразу поняли, что он унялся. Тех, которым досталось больше всего, отправили обратно в город на лошадях, и мы надеялись, что оставшиеся в Винсетте китобои смогут провести бриг в бухту, чтобы попытаться добраться до корабля Чарли со стороны моря, а не с земли, как только позволит погода. Мне все казалось, что я слышу новые звуки с моря, что я вижу верхушку мачты спасательного корабля. Но, разумеется, так рано он не мог там оказаться, да и, кроме снежной бури, мы все равно ничего не видели и не слышали. А потом, посреди очередного круга сумасшедшей бессмысленной беготни, отец Чарли поймал меня за руку и, развернув лицом к воде, сказал: «Стой. Слушай». И только тогда я наконец поняла, что не слышу ничего. Сладкая, прекрасная тишина. Мне сразу же подумалось, что теперь я смогу услышать Чарли и Кэндаллов. Прежде, чем кто-то успел меня остановить, я бросилась на берег, вбежала в ледяную воду, и мое платье тут же примерзло к ногам, но я не почувствовала этого, потому что уже замерзла так, что все мое тело онемело. Мы все там замерзали. Я начала кричать, звать мужа. Различить что-либо было невозможно из-за темноты и густого снега. Но я продолжала кричать, и все, кто был на берегу, замерли в ожидании ответа. Но мне никто не ответил. Если бы у меня под ногами не плескалась вода, я бы решила, что даже море потеряло голос. А потом…
Впервые голос миссис Маршант осекся. Селкерк с ужасом осознал, что завидует ей. В его жизни не было дня, даже часа, наполненного такими же сильными впечатлениями. Разве что за исключением тех кратких, пронизанных ледяным дождем мгновений с Амалией. Но и ночь отбрасывала куда более уродливую и темную тень.
Когда миссис Маршант продолжила, дрожь в ее голосе исчезла, словно она ее проглотила.
— То был последний раз, когда я слышала его настоящий голос, мистер Селкерк. Думаю, я уже тогда это понимала. А теперь, вспоминая об этом, я даже не уверена, что слышала его. Как я могла его услышать? Это был хрип, даже не шепот. Но это был голос Чарли. Я могу поклясться в этом несмотря ни на что, пусть даже он произнес всего одно слово: «Поторопись». Последние двое мужчин из Винсетта тоже услышали этот призыв. В следующую секунду они сели в лодку. Мы с отцом Чарли оттолкнули ее от берега, а они начали изо всех сил грести веслами навстречу волнам. Минуту, не больше, они оставались на одном месте, том самом, о которое последние тридцать шесть часов разбивались все наши попытки. Волны толкали их обратно, но потом они как будто выпрыгнули из ловушки. Внезапно оказавшись в открытой воде, они поплыли к песчаному валу. Мы были слишком обессилены, чтобы даже обрадоваться, но сердце колотилось у меня в груди так, что, я думала, оно разобьет ребра. Когда они отплыли от берега на двадцать футов, мы перестали их видеть. А они потом рассказывали, что им на лодке было видно только черноту, воду и снег, поэтому никто из нас не знает, как близко они на самом деле подобрались. Они были в море минут шесть, может, семь. И вдруг раздался грохот, как будто плотину прорвало. Ветер обрушился на нас с новой силой, и опять с неба полетел лед. Потом была секунда тишины, но никто из нас не принял ее за затишье. Вода просто поднялась в воздух. Понимаете, мистер Селкерк, огромная
