Пока поезд грохотал через Сассекс, Мэддокс изучал фотографии в своем справочнике преступлений.
— Смотри, — сказал он, указывая на подпись под одним из снимков, — брайтонское «сундучное» преступление № 2: содержимое сундука.
— Очень романтично, — обронила Линзи и отвернулась к окну, но Мэддокс не мог оторвать взгляд от мятых чулок на ногах жертвы, Виолетты Кэй. От ее сломанной шеи. От сведенных бровей на разложившемся лице. Для Мэддокса эта фотография была столь же прекрасна, сколь и ужасна.
Следующие несколько дней Мэддокс посвятил изучению брайтоновского «сундучного» убийства 1934 года. Узнал, что Тони Манчини, который признался, что положил тело Виолетты Кэй в сундук, но утверждал, что она погибла случайно (лишь через сорок лет он изменил показания и взял на себя ответственность за ее убийство), жил по адресу Кемп-стрит, 52. Он стал искать брошюрку со стихотворениями. Нашел он ее под пачкой журналов. Автора стихотворений звали Майкл Кемп. Ему захотелось поделиться открытием с Линзи, когда она пришла в его квартиру с парикмахерскими ножницами и пеньюаром.
— Почему бы не сэкономить немного денег? — сказала она, выкатывая его кресло из-за рабочего стола на середину комнаты. Колдуя над его волосами, она рассказывала про Джерри из своего салона: — Он такой смешной. Клиентки обожают его. Если б не он, мы с девочками, наверное, умерли бы со скуки.
— Все мужчины, работающие в дамских салонах, наверняка голубые.
Линзи перестала подрезать волосы.
— И что? — сказала она. — Ну и что, если они голубые? Но Джерри не гей. Это точно.
— Да? Почему ты так уверена?
— Женщины это знают.
— Ты с ним спала или что?
Она отступила на шаг.
— Да что с тобой такое?
— Откуда еще ты могла узнать? Ты только о своем Джерри и говоришь.
— Пошел ты.
Мэддокс вскочил на ноги и сорвал пеньюар.
— Знаешь что, — зашипел он, вырывая у нее ножницы. — Я сам себя подстригу. По крайней мере, не придется слушать про твоего Джерри.
Он начал кромсать свои волосы, отхватывая целые пучки. Линзи отпрянула, округлившимися от ужаса глазами глядя на него так, как смотрят на автокатастрофу.
— Может, стоит тебе рассказать обо всех женщинах в редакции? — предложил он. — Шейла Джонстон, Сабина Дюррант, Кристина Хили… Не знаю, с какой и начать.
И лишь после того, как он угрожающе махнул ножницами в ее направлении, она схватила сумочку и убежала.
На следующий день он послал ей цветы. Не позвонил, не стал выяснять отношения, просто послал цветы и записку: «Извини».
А потом позвонил. Сказал, не знает, что на него нашло. Что это никогда больше не повторится. Он знал, что ему очень повезет, если она его простит, но надеялся на удачу. Ни к кому другому до сих пор он не испытывал ничего подобного и не хотел ее терять. Самое смешное вот что, сказал ей Мэддокс: он как раз думал о том, что в его квартире им становится тесновато и, возможно, им стоит вместе подыскать жилье попросторнее. Он понимал, что ей нужно время подумать, и не возражал, но надеялся, что она даст ему шанс все исправить.
Она сказала, что должна все обдумать.
Он обрил голову.
Потом поехал в Финсбери-парк и стал наблюдать с другой стороны улицы, как она работает с клиентами. Подходит то с одной стороны, то с другой, трогает их волосы, разговаривает, глядя в зеркало. Джерри тоже там был. То поможет, то шуточку ввернет. Впрочем, как и говорила Линзи, на двух других парикмахерш он обращал не меньшее внимание.
По утрам и по вечерам он наблюдал за ее квартирой в Финчли. Уходила и возвращалась она всегда одна. Маршрут между ее квартирой и собственной он выбрал такой, чтобы проезжать по Кренли-гарденс в Масуэлл-хилл. Там он останавливался у дома № 23 и смотрел на темные окна квартиры на верхнем этаже, думая о том, мог ли кто-нибудь из живущих сейчас в этом доме помнить Нильсена. Мужчина, проходивший мимо него с тележкой для покупок, — мог ли он когда-то здороваться с серийным убийцей? Женщина, выходящая из дома на другой стороне улицы, — могла ли она когда-то улыбаться ему? Мэддокс вышел из машины и прикоснулся кончиками пальцев к невысокой стенке, окружавшей двор дома.
Линзи согласилась встретиться. Он предложил сходить в «Вистерия-ти-румс». Как будто они все начинали снова. Осторожные шаги. Стыдливые
