все равно что немцы.
С материнской стороны такого не было. И конечно, Джеки не мог в этом признаться.
Нам оставалось только допить вино, стоявшее на столе. Так мы и сделали. И перебрали. Джеки сказал:
— Давай прокатимся.
Мы вышли к машине, и нас обоих стошнило. Джеки пришлось остановиться у крыльца, чтобы отдышаться, вытереть руки тряпкой и прополоскать рот из шланга.
Я это помню.
Нора Финниан в комбинашке высунулась из окна напротив и закричала на весь квартал:
— Джеки, крутая у тебя тачка. Прокатишь как-нибудь?
Мне самому не терпелось сесть в машину; но при этом у меня было то же чувство, что и у тети Мэгги. Я не хотел, чтобы Джеки отправлялся на войну. От этой мысли мне становилось плохо, хотя я знал, что это долг всякого смелого человека. Мне и самому, видимо, требовалось что-то доказывать. Но я носил обувь с нарощенной подошвой, никогда не бегал и не ходил в спортзал, в уличных играх мог только принимать и передавать пасы. Девочкам я говорил, что мой любимый спорт — покер. Плавание помогло, и мне оно нравилось. Но все равно приходилось носить фиксатор, чтобы колено не сгибалось при ходьбе. Дорога в солдаты мне была закрыта. А Джеки бегал, как шальной ветер.
Он обгонял всех Кэрни, даже Эмона, самого младшего, тощего, словно его свили из проволоки и бумаги. Я иногда думаю, кем бы стал Джеки — с руками, созданными для красоты, и с талантом к бегу. Может, был бы сейчас профессором, несмотря на то что дядя не доверял книжным знаниям. Или профессиональным бейсболистом. Ведь на его игру приходили смотреть вербовщики из колледжей.
Тем вечером мы поехали покурить на кладбище «Семь печалей». На ночь закрывались только главные ворота, заднюю калитку не запирали — кому захочется ночью бродить по кладбищу? Из-за этого на некоторых могилах частенько стояли пивные банки. Одной из таких могил было место упокоения некоего Бенджамина Сигела, которого многие считали тем самым Багси. Вряд ли это был он. А вот надпись на могиле Джона Диллинджера не врала. Говорят, перед похоронами из его тела выковыряли ножом пули и продали их. Мы сидели там, курили, и я заметил, что Джеки теперь курит взатяжку. Потом он сказал:
— Давай пройдемся.
Все дорожки на кладбище мы знали как свои пять пальцев. Вечерами мы там много играли, для нас это было что-то вроде школьного двора.
Той ночью мы забрались в один из домишек, которые богачи покупали в качестве семейных склепов. Эту гробницу знали все: она была вся обвешана бусами, сделанными из маленьких зеркал. Между прутьями кованых решеток были вделаны зеркальные окошки. Серебристая крыша спускалась почти до земли. Принадлежал склеп цыганам. Дело было в июле, вскоре после летнего солнцестояния, самого длинного дня в году, и дети, или подданные, называйте как хотите, цыганских короля и королевы украсили решетки лентами — золотыми, красными и синими. Это место все считали проклятым, обходили его за версту, даже днем. Но Джеки подошел прямо к склепу и сорвал одну из ленточек. Я охнул, а он ощерился, почти оскалился на меня. Решил, видимо, что я трус.
— Только не говори, что купился на это дерьмо, — сказал он. — Зеркала, которые отпугнут дьявола, показав ему его собственную рожу? В это даже Магда и Мэри не верят.
Он говорил настолько иначе, что у меня волосы на загривке встали дыбом. Произносить имена наших матерей так, будто это соседские девчонки! Словно в нем лопнул приводной ремень вентилятора или скрипичная струна. Мы никогда не говорили так о матерях. Просто уму непостижимо.
И тут он достал барловский ножик и начал копаться в большом замке, что висел на двери.
— Сукин сын, — бормотал он себе под нос.
— Джеки, брось это, — сказал я. — Джеки, перестань!
Но он не обращал внимания. Словно я был никем, словно меня вообще не было рядом. Замок не поддавался. Джеки сдвинул шляпу на затылок и какое-то время ковырялся ножом в зубах. Потом его длинные, бледные пальцы что-то покрутили, повертели на замке, и дужка выскочила из запора.
— Что? — взвизгнул я. — Как это?
Боже, как я хотел, чтобы он остановился!
— Солнцестояние! — закричал Джеки. — У них что-то с этим связано. 06, два деления налево, потом 21, и… вот и вся комбинация. Я сразу об этом подумал, когда увидел ленты.
— Прекрати. Не хочу слышать. Заткнись.
Но Джеки уже возился с другим замком, врезанным глубоко в дверь вишневого дерева. Все местные дети знали историю цыганского короля и его жены, которые лет пятнадцать назад погибли в автомобильной аварии. Их похоронили, как святых, в стеклянных гробах, из которых выкачали воздух. Старики говорили, что она была наряжена в кружева и бархат, а он — в шелка, хотя королевой по рождению была именно она. Рома — особый народ, у них своя церковь, свои обычаи. Я знал только одного такого, он был хороший человек, отец девяти сыновей. Держались цыгане всегда отдельно от других.
В конце концов, Джеки выковырял замок из двери.
