четырех часов. Если к этому времени вы не придете, последствия будут весьма печальными. Вы меня поняли?
— Да, мадам. Всего хорошего, — ответил Рудольф и не торопясь, с высоко поднятой головой вышел из класса.
После занятий он не зашел, как обычно, в булочную, чтобы не встретиться с матерью, а сразу же поднялся в квартиру, надеясь застать там отца. Как бы там ни было, нельзя, чтобы мать увидела этот рисунок. Отец может избить его, но это лучше, чем потом всю жизнь читать застывшее в глазах матери осуждение.
Отца дома не оказалось. Рудольф умылся и причесался — он собирался встретить свою участь, как подобает джентльмену. Потом он спустился в булочную. Мать складывала в пакет дюжину булочек, купленных какой-то старухой, от которой пахло мокрой псиной. Когда старуха ушла, он поцеловал мать.
— Как сегодня дела в школе? — спросила она, погладив его по голове.
— Нормально. А где папа?
— Наверное, на реке, — ответила Мэри и тут же настороженно спросила: — А зачем он тебе?
В семье без надобности никто никогда не интересовался, где отец.
— Просто так, — небрежно бросил Рудольф.
В магазин вошли двое покупателей, и, воспользовавшись этим, он помахал матери рукой, вышел из булочной и быстро зашагал к реке.
Засучив рукава, отец стоял на берегу у старого, полуразвалившегося сарая, где хранил свою лодку. Сейчас она лежала перед ним на козлах, и он наждачной бумагой полировал ее днище. Эту лодку, в память своей юности на Рейне, Джордах приобрел по случаю за гроши у какой-то обанкротившейся мужской школы. Лодка была в очень плохом состоянии, и он все время ремонтировал и смолил ее, снова и снова. В Германии, выйдя из госпиталя с почти не действующей ногой, изможденный и слабый, он начал с упорством фанатика заниматься гимнастикой в надежде вернуть былую силу. Позже тяжелая работа на озерных судах, а также изнурительные тренировки, которые он сам себе устраивал, проходя на гребной лодке огромные расстояния, помогли ему обрести небывалую мощь. Сейчас он по-прежнему хромал и, конечно, не мог бы догнать обидчика, но похоже, ему ничего не стоило раздавить любого своими огромными волосатыми ручищами.
— Пап… — начал Рудольф, стараясь говорить спокойно. Отец ни разу в жизни пальцем его не тронул, но он видел, как в прошлом году от одного его удара Томас упал без сознания.
— Что тебе? — спросил Аксель, проверяя широкой ладонью, насколько гладким стало днище лодки.
— Я насчет школы, — сказал Рудольф.
— У тебя неприятности? У тебя? — Джордах взглянул на сына с искренним удивлением.
— Понимаешь, наша француженка… Одним словом, она хочет тебя видеть.
Джордах снова внимательно поглядел на него:
— Мне казалось, французский — один из твоих любимых предметов.
— Так оно и есть, — подтвердил Рудольф. — Пап, нет смысла терять время. Ты должен пойти к ней поговорить.
Джордах вытер пот со лба и опустил рукава. Потом натянул на голову кепку, накинул на плечи, как мастеровой, кожаную куртку и зашагал. Рудольф двинулся за ним, не осмеливаясь намекнуть, что, пожалуй, прежде чем идти в школу, ему следовало бы зайти домой и переодеться.
Мисс Лено сидела за столом, проверяя работы. За то время, пока Рудольф ходил домой, она успела по крайней мере раза три подкрасить губы. Рудольф впервые заметил, что они у нее тонкие и кажутся пухлыми только благодаря толстому слою губной помады. Прежде чем войти в класс. Джордах надел куртку и снял кепку, но все равно выглядел как мастеровой.
— Здравствуйте, сэр, — сухо поздоровалась мисс Лено. — Ваш сын, по-видимому, сообщил, зачем я вас вызвала?
— Нет, — ответил Джордах. — Насколько я помню, он ничего мне не говорил. — В его голосе слышалась какая-то особая, не характерная для него кротость, и у Рудольфа мелькнула мысль, а не боится ли отец этой женщины.
— Мне даже неудобно рассказывать. — И мисс Лено тотчас снова сорвалась на крик: — Безобразие!.. И кто бы мог подумать?! Лучший ученик!.. Значит, он не сказал вам?
— Нет. — Джордах терпеливо ждал.
— Eh, bien.[2] Посреди урока, когда все писали сочинение, вы знаете, чем он занимался? Вот, полюбуйтесь!.. — жестом трагической героини она сунула ему под нос рисунок сына.
Джордах взял его и повернул к свету, падавшему из окна, чтобы получше разглядеть. Рудольф с тревогой всматривался в лицо отца, пытаясь угадать его реакцию. Он почти не сомневался, что тот сейчас развернется и даст ему затрещину, и думал, хватит ли у него мужества вынести удар, не дрогнув и не вскрикнув от боли. Однако по лицу Акселя невозможно было ничего прочитать. Казалось, рисунок заинтересовал его, но в то же время озадачил. Наконец он ткнул толстым пальцем в слова: «Je suis folle d'amour».
— Здесь что-то написано по-французски. Я не понимаю.
— Я схожу с ума от любви, я схожу с ума от любви! — перевела мисс Лено. Она уже поднялась из-за стола и нервно топталась на месте. — Вот что
