— Я на такой комплимент тоже не напрашивался, — улыбнулся Рудольф.
— На борту, кажется, еще осталось немного виски, — намекнул Дуайер.
— Давайте выпьем, — согласился Рудольф.
— Пить виски меня научила ваша сестра, миссис Берк… Гретхен… — сказал Дуайер, когда они перешли на корму. — Она вам не рассказывала?
— Нет. Она держит ваш роман в тайне.
Но, заметив, что Дуайер не улыбнулся, он больше ни слова не сказал про Гретхен.
Они зашли в рулевую рубку и выпили теплого виски. Дуайер извинился за отсутствие льда.
Перед уходом Рудольф сказал:
— Если мы не встретимся раньше, значит, я увижу вас в аэропорту, когда будет улетать Уэсли. Не забыли?
— У меня все записано, — ответил Дуайер. — Я соберу его вещи и привезу их с собой. — Он помолчал, кашлянул. — У него целая папка фотографий. Снимки яхты, портов, куда мы заходили, фотографии его и отца, мои и Кейт… Разные снимки. Их тоже положить вместе с его вещами? — Он поднес стакан к губам и, закрыв глаза, выпил с таким видом, словно это ему ничего не стоило.
— Положите, — ответил Рудольф. — Воспоминания причиняют боль, но они необходимы.
— Хотите еще выпить?
— Нет, благодарю, — отозвался Рудольф. — Я еще не обедал. Может, пообедаем вместе?
— Спасибо, Руди, — покачал головой Дуайер, — но я уже ел. — У Дуайера своя норма, понял Рудольф. Он позволяет себе принять одно одолжение в день. Не больше.
Дуайер аккуратно вытер тряпкой оставшиеся на столе от стаканов мокрые круги и отправился на нос драить медь. А Рудольф сошел с «Клотильды» на берег.
Зарегистрировавшись в новом отеле, Рудольф пообедал на террасе с видом на долину, словно сошедшую с картины Ренуара, а затем позвонил в Антиб старику адвокату, сообщил, что «Клотильда» продается, и попросил адвоката представлять интересы владельцев яхты.
— Если вам не предложат больше ста тысяч долларов, дайте мне знать. Я сам куплю ее.
— Очень благородно с вашей стороны, — заметил адвокат.
Из-за помех его было плохо слышно.
— Чисто деловой подход.
— Понятно, — отозвался адвокат. Оба знали, что это ложь. Не имеет значения.
Затем Рудольф позвонил в Нью-Йорк Джонни Хиту и долго с ним разговаривал.
— Ну и дела! — сказал Хит. — Ладно, приму меры. И с нетерпением буду ждать письма от адвоката Крейлеров.
Потом Рудольф надел купальные трусы и сорок раз переплыл бассейн туда и обратно. В голове у него не было ни одной мысли, а тело, когда он вылез из воды, ломило от приятной усталости.
Он долго сидел на краю бассейна, потягивая холодное пиво. Ему было так хорошо, что он чувствовал себя в чем-то виноватым. Интересно, думал он, сердясь на себя за эту мысль, что бы он делал, если бы вдруг его позвали к телефону и сообщили, что самолет с его семьей на борту упал в море?
8
Из записной книжки Билли Эббота (1968):
«Семья тоже предмет для размышлений. Это любовь и разрушение. Не всегда. Но довольно часто. Согласно Фрейду, это подмостки, на которых разыгрывается греческая трагедия: кровосмешение, отцеубийство и прочие радости. Страшно даже вообразить, что представляла собой семейная жизнь славного доктора из Вены.
Интересно, а Юнг был более снисходительным? Нужно спросить у Моники. Она у нас кладезь премудрости. Между прочим, она почему-то никогда не говорит о своей семье. Под каждой крышей свои мыши.
Ни разу не встречался с Уэсли Джордахом. Бедный малый! Жертва очередной перетасовки карт судьбы. Интересно, окажет ли убийство отца положительное влияние на его духовный рост? Когда мой дед утонул, Рудольф и моя мать были сравнительно молоды, однако на их духовный рост это никак не повлияло.
Я любил бабушку за то, что она не чаяла во мне души. Однако к моей матери она относилась довольно прохладно, и потому даже в день похорон бабушки мать держалась в стороне. Интересно, будет ли мать держаться в стороне в день моих похорон. У меня есть предчувствие, что я умру молодым.
