— Конечно.
Робинсон сел, скрестив длинные ноги, и достал из кармана сигареты.
— Курите? — спросил он, протягивая Уэсли пачку.
— Нет, спасибо. — Робинсон закурил. О чем говорят с человеком, который занимается археологией? — Я был во Франции и видел там кое-какие развалины, — начал Уэсли в надежде завязать разговор. — Амфитеатры в Ниме и Арле и тому подобное.
— Да? — сказал Робинсон, выдыхая дым. — Очень интересно.
Интересно! Интересно, останется ли он таким равнодушным, если ему сказать, что как раз перед его приходом Уэсли поцеловал Элис Ларкин — девушку, с которой у этого типа сегодня свидание, — на том самом месте, где он сейчас сидит, а перед тем довел ее до слез. С чувством снисходительного превосходства он поглядывал на долговязого парня в мешковатых брюках и пестром твидовом пиджаке с кожаными заплатами на локтях — хотя, может, именно так одеваются все археологи и, может, такая униформа обеспечивает уважение в их кругу.
— А где вы копали? — внезапно спросил он.
— Главным образом в Сирии. И немного в Турции.
— И что вы нашли?
— В основном черепки.
— Понятно.
— Вас интересует археология?
— Умеренно.
Наступило молчание; Уэсли показалось, что Робинсон скучает.
— А как выглядит Сирия?
— Мрачная страна. Мрачная и красивая. Вам следует там когда-нибудь побывать.
— Я тоже так считаю, — согласился Уэсли.
— А в какой колледж вы поступаете?
— Я пока еще не принял окончательного решения.
— Я бы на вашем месте поступил в Стэнфорд. Конечно, если удастся. Поразительные там люди.
— Я это учту.
Робинсон, близоруко сощурившись, взглянул на него сквозь очки.
— Значит, вы двоюродный брат Элис?
— Да.
— Не знал, что у нее есть двоюродный брат. Где вы живете?
— В Индианаполисе, — не раздумывая ответил Уэсли.
— Жуткий город. А что вы делаете в Нью-Йорке?
— Приехал навестить Элис.
— Понятно. И где же вы остановились?
— Здесь, — ответил Уэсли, чувствуя себя так, словно теперь он сам превратился в объект раскопок.
— Да? — Робинсон мрачно оглядел маленькую комнатку. — Немного тесновато.
— Нет, ничего.
— Хотя, конечно, удобно: рядом Линкольн-центр и все остальное. — Робинсон явно приуныл. — А где вы спите?
— На диване.
Робинсон потушил сигарету и закурил другую.
— Да-а, — протянул он подавленно. — Я полагаю… Двоюродные…
В комнату вошла Элис, свежая как бутон. Она сменила очки на контактные линзы, чтобы, как она не раз говорила Уэсли, отправляясь на свидания, не выглядеть канцелярской крысой рядом со своими кавалерами.
— Ну, — спросила она весело, — вы тут приятно поболтали?
— Неплохо, — мрачно отозвался Робинсон, вставая. — Уже поздно. Нам пора.
Элис, видно, не очень везет, подумал Уэсли, если лучше Робинсона ей ничего не удалось найти. Всю жизнь копается в черепках. Вот было бы ему сейчас двадцать семь лет! Хорошо, что он не услышит, как Элис будет объяснять археологу, какие они двоюродные брат и сестра.
— Уэсли, — сказала Элис, — в холодильнике два сандвича с мясом и пиво, если проголодаешься. Да, совсем забыла: через Национальный союз моряков я нашла адрес и телефон человека, которого ты ищешь, мистера Ренвея, он плавал с твоим отцом. Я звонила ему сегодня, и он сказал, что с удовольствием с тобой встретится. Когда он не уходит в море, он живет у брата, тут рядом, на Девяностых улицах. По телефону он был исключительно
