плачет семь дней и семь ночей подряд, это ослабляет твою волю. Так что все кончено. Мне просто хотелось поблагодарить вас и сказать, что вам не надо приходить завтра в два часа.
— Я был бы рад все сказать им, — ответил Рудольф, про себя вздыхая с облегчением. — А что же вы собираетесь теперь делать?
— Мне предложили спасительный вариант, — без энтузиазма сказал Дентон.
— Один мой приятель работает в Женевской международной школе. Он пригласил меня работать с ним. Естественно, получать я буду меньше, но все-таки хоть какая-то работа. К тому же, как мне кажется, в Женеве поменьше маньяков. Да и город, говорят, милый.
— Но ведь это всего лишь средняя школа, а вы всю жизнь преподавали в колледжах, — запротестовал Рудольф.
— Я хочу уехать из этой проклятой страны, — мрачно сказал Дентон.
Рудольф никогда не слышал, чтобы кто-нибудь называл Америку проклятой страной, и его потрясла горечь в словах Дентона.
— Она не такая плохая, как вам кажется, — заметил он.
— Она даже хуже.
— Все забудется, и вас пригласят обратно.
— Никогда! — воскликнул Дентон. — Я не вернусь, даже если меня будут умолять об этом на коленях.
— Могу я вам чем-то помочь? — спросил Рудольф. — Вам нужны деньги?..
Дентон отрицательно покачал головой.
— На первое время нам хватит. Мы продаем дом. Цены на недвижимость сильно поднялись с того времени, как мы его купили. Страна процветает!.. — Он сухо рассмеялся, потом резко встал. — Ну, мне пора домой. Каждый день я даю жене уроки французского языка.
Он позволил Рудольфу расплатиться. На улице Дентон поднял воротник пальто и стал еще больше похож на старого алкоголика.
— Я буду писать вам из Женевы. — Он вяло пожал Рудольфу руку. — Самые нейтральные письма. Бог его знает, кто нынче вскрывает письма. — И, шаркая ногами, он двинулся прочь. Согбенный старый ученый в толпе граждан своей проклятой страны.
5
— Зачем ты каждый раз приходишь за мной? — недовольно ворчал Билли, когда они шли домой. — Что я, маленький, что ли?
— Скоро уже будешь всюду ходить сам, — сказала она, машинально беря его за руку у перехода.
— Когда?
— Скоро.
— Когда?
— Когда тебе исполнится десять лет.
— Черт побери!
— Ты ведь знаешь, что нельзя так говорить.
— А папа говорит.
— Ты не папа.
— Ты тоже иногда так говоришь.
— Ты не я. И я тоже зря так говорю.
— Тогда почему все-таки говоришь?
— Потому что сержусь.
— А я тоже сейчас сержусь. Все ребята ходят домой одни, и мамы не встречают их у калитки, как маленьких.
Гретхен знала, что это правда, и понимала, что она слишком беспокойная мать и когда-нибудь поплатится за это, но ничего не могла с собой поделать. Ей страшно было даже подумать, как Билли будет ходить по Гринич-Виллидж, где столько машин.
— Когда? — снова упрямо спросил Билли, пытаясь вырвать свою ручку из ее руки.
— Когда тебе будет десять лет, — повторила она.
— Целый год еще! — захныкал Билли. — Это бесчеловечно.
Она рассмеялась, нагнулась и поцеловала его в макушку.
Билли тут же отпрянул в сторону:
— Сколько раз я просил тебя не целовать меня при всех!
У дома их встретили Рудольф и Джонни Хит. Оба держали в руках по бумажному пакету, откуда торчала бутылка.
