Гретхен пожала плечами.
— Заболел Билли. В общем-то пустяк. Вначале врач думал, у него аппендицит. Мы с Вилли просидели у его постели всю ночь. И когда я увидела, как Билли лежит бледный и страдает, а Вилли суетится вокруг него, и поняла, как он любит мальчика, мне вдруг стало страшно. Я не могла вынести мысли, что и мой сын попадет в эту печальную графу статистических исследований — несчастный ребенок из разбитой семьи, вечно тоскующий по нормальному дому, в будущем неизбежно вынужденный обратиться к психоаналитикам. Но… — голос ее вновь стал сухим, — этот очаровательный приступ материнской сентиментальности прошел. Если бы наши родители разошлись, когда мне было девять лет, возможно, я была бы лучше, чем сейчас…
— Короче говоря, сейчас ты решила развестись?
— Если суд оставит Билли со мной, — ответила Гретхен. — Но именно на это Вилли никогда не согласится.
Рудольф помолчал, отпил виски.
— Ты хочешь, чтобы я узнал, можно ли его как-то заставить? — Он никогда не стал бы вмешиваться, если бы не видел сегодня, как она рыдала в такси.
— Если ты думаешь, что это поможет, — пожала плечами Гретхен. — Я хочу спать с одним мужчиной, а не с десятью. Мне хочется быть честной и делать что-нибудь полезное, нужное.
Где-то вдалеке часы пробили час ночи.
— Что же, — сказала Гретхен, — наверняка Томми и та особа уже доели свой китайский ужин. Неужели в истории Джордахов этот брак окажется первым счастливым? Неужели он и его жена любят, уважают и лелеют друг друга, преломляя вместе китайский хлебец и согревая своими телами пышное брачное ложе?
Щелкнул замок входной двери.
— А-а, — протянула Гретхен, — увешанный медалями ветеран вернулся домой.
— Привет, дорогая. — Держась подчеркнуто прямо, Вилли вошел в комнату и поцеловал Гретхен в щеку. — А как поживает наш принц коммерции? — Он помахал Рудольфу рукой.
— Поздравь его, — сказала Гретхен. — Он сегодня подписал соглашение.
— Поздравляю. — Вилли, прищурившись, оглядел гостиную. — Боже, какая темень! О чем вы тут говорили? О смерти? О могилах? О черных делах, совершаемых в ночи? — Он подошел к бару и налил себе виски. — И как же вы провели сегодняшний вечер?
— У нас была семейная встреча, — сказала Гретхен с дивана. — Мы ходили на бокс.
— Что? — недоуменно спросил Вилли. — О чем она говорит, Руди?
— Она тебе потом расскажет. — Рудольф встал. — Мне пора идти. — Он чувствовал себя неловко в присутствии Вилли, и ему не хотелось притворяться, словно этот вечер ничем не отличается от других, делать вид, что Гретхен ничего ему не сказала. Он нагнулся над диваном и поцеловал сестру. Вилли пошел проводить его до дверей.
— Спасибо, что зашел и составил компанию моей старушке, — сказал он, — я теперь чувствую себя не таким дерьмом — как ни говори, оставил ее одну на весь вечер, Но, понимаешь, это было просто необходимо.
Рудольф слышал, как Вилли закрыл за ним дверь на цепочку, и ему хотелось сказать: «Опасность не снаружи, Вилли. Ты запираешь ее сейчас в квартире вместе с собой».
6
Утром он помочился кровью, но больно не было. Когда электричка шла через тоннель, он взглянул на свое отражение в окне. Повязка под глазом придавала ему несколько зловещий вид, но в общем-то, подумалось ему, он ничем не отличается от любого другого человека, направляющегося в банк.
Тереза устроила ему скандал за то, что он ничего не сказал ей про поставленные в тотализаторе деньги и про своих, как она выразилась, спесивых родственников.
«Эта твоя сестра смотрела на меня как на какую-нибудь мразь, а твой воображала братец открыл окно, точно от меня воняло, как от лошади. И еще забился в угол — можно подумать, если бы он до меня дотронулся, то немедленно подхватил бы триппер. Не видели родного брата десять лет и даже не пожелали выпить с ним чашку кофе! А ты, великий боксер, не мог сказать им ни слова, будто так и полагается!»
Ее слова всю ночь звенели у него в ушах, и он плохо спал. Но самое ужасное, что она права. Ведь он уже совсем взрослый человек, но стоило появиться брату и сестре, и в их присутствии он опять почувствовал себя как в детстве — противным, глупым, никчемным и дрянным мальчишкой.
На секунду ему в голову пришла сумасбродная мысль. Может, не сходить с электрички до Олбани, а там пересесть на другой поезд и поехать в
