Боже, думал Деймон, смахивая собственную слезу, каким великим даром является талант и как часто его используют не по назначению. Он видел, что окружающих его людей переполняет чувство благодарности, несмотря на то что фильм рассказывал о продажных судьях, бессердечном политиканстве и всеобщем господстве слепой людской злобы, ведущей к неизбежной смерти двух офицеров. Катарсис через страх и сострадание, думал он, понимая, что лишь горстка присутствующих в зале когда-либо слышала или читала это выражение Аристотеля.
Но когда они, возвращаясь из кинотеатра, зашли в близлежащий бар, сделав первый глоток, Деймон принялся размышлять о фильме более трезво. Каким бы великолепным он ни был, думал он, этот вечер для просмотра «Преступника Морана» был явно неподходящим, по крайней мере для него. Вне всякого сомнения, те два актера, которые с солдатским достоинством спокойно и смело пошли навстречу смерти, поднялись с того места, где остались лежать после контрольного выстрела, едва режиссер успел крикнуть «Стоп!». Они наверняка смеялись чьим-то шуткам, острили сами, а затем весело отправились выпить пивка (фильм был австралийским) и учить слова для другого эпизода сцены расстрела, съемка которого назначена на следующий день.
Готов ли он шутить, какую роль ему надо учить и какой режиссер крикнет «Стоп!», чтобы остановить действие?
Он всем своим существом ощущал, что в последние дни погружен в мысли о смерти и думает только о ней. Заловски с его угрозами, Харрисон Грей, которого, как оказалось, зовут Джорджем, Антуанетта и Морис Фицджеральд, Грегор со своей нейтронной бомбой и Мелани Дил, ставшая жертвой пьяного водителя. Шедевр или нет они посмотрели только что, но он чувствовал бы себя лучше, если бы попал на какой-нибудь безумный мюзикл, где никто не умирает, где счастливый конец, а занавес падает под рев бравурной музыки.
Деймон нащупал в кармане залитую кровью записную книжку. Она, а вовсе не формула дохристианского драматурга, является самой настоящей реальностью. На ее страницах затаился страх, но там нет ни сочувствия, ни катарсиса.
Шейла тоже казалась подавленной, и Деймон догадался, что она думает о том же, что и он. Поняв это, он взял в свои руки ладонь жены, и та стиснула его пальцы, пытаясь при этом изобразить улыбку. Деймон видел, что еще немного, и она расплачется.
Домой они вернулись во втором часу ночи. Их взоры, словно притянутые магнитом, обратились на автоответчик.
– Немедленно в постель, – заявила Шейла. – Оставим этот проклятый аппарат до утра в покое.
Это был длинный, утомительный день, и Деймон уснул практически мгновенно, притянув к себе обнаженную теплую Шейлу. «Шейла – мой щит», – успел подумать он, прежде чем погрузился в сон.
Его начали преследовать мучительные сновидения, и он попытался заставить себя проснуться. Когда ему это наконец удалось, оказалось, что его бьет дрожь. Осторожно отодвинувшись от мирно спящей Шейлы, он выбрался из постели и, накинув шерстяной халат, босиком отправился в гостиную. Свет Деймон зажигать не стал. Он уселся за стол рядом с окном и посмотрел вниз на пустынную улицу. Часы показывали четыре утра.
К нему вернулись его сны. Он готовился к похоронам и надевал свой темно-синий костюм. На одном рукаве ослабла пуговичка, и он попробовал ее оторвать, чтобы не потерять окончательно. Пуговица не поддалась, но зато оторвался рукав, начиная от локтя. Во сне, как он помнил, это его позабавило, но сейчас, проснувшись, он не видел в этом ничего смешного. Раздирая во сне костюм, он почему-то вспоминал продюсера Натана Брауна, говорящего с ним по телефону а Морисе Фицджеральде, и реакцию женщины, поднявшей трубку в лондонской квартире Мориса.
Деймон содрогнулся. Как там у Шекспира: «Мне сны мои предсказывают радость…»
На смену первому сну без всякого перерыва, подобно быстрой смене планов в кино, пришел следующий. Он оказался столь же загадочным, как и первый. Начался сон, насколько Деймон помнил, вполне заурядно – он теряет бумажник и ищет его в каком-то незнакомом доме. Навстречу ему по лестнице спускается молодой, полный жизни отец. Сам же Деймон находится в своем теперешнем возрасте. Однако во сне это несоответствие не играет никакой роли. Вместе с отцом по лестнице спускается брат Деймона – Дейви. Но это не десятилетний мальчик, каким он был в год своей смерти, а взрослый мужчина, таинственным образом преобразившийся в лейтенанта Шултера – то же тяжелое пальто, синий от щетины подбородок, крошечная нелепая шляпа. Деймон объясняет, что потерял бумажник, а ему необходимо сделать кое-какие покупки. Отец смеется и, не останавливаясь, небрежно бросает через плечо
