через пару минут окажется на свободе. В этот момент он услышал тот же прокуренный голос, как далекое эхо, донесшийся до его левого уха: "Посмотрите на него - двести тридцать пять фунтов костей и мышц, двадцать пять лет и купается в деньгах, когда мой мальчик, девятнадцати лет, сто тридцать фунтов, гниет в джунглях Вьетнама, рискуя получить пулю в лоб. Почему?"
Хейли еще раз пожал руку Хьюго. Он даже улыбнулся, показав неровные, испачканные табаком зубы.
- Приятно было с тобой побеседовать, Плейс. Желаю удачи.
Хьюго вышел из раздевалки и зашагал, куда глаза глядят, окруженный врагами. В его голове снова и снова раздавалось резкое и презрительное "Почему?". В какой-то момент остановился, хотел вернуться на стадион и рассказать журналисту о шестидесяти трех швах на его колене и о том, что решили по этому поводу врачи в армейской комиссии. Но Хейли ничего не произносил вслух, а Хьюго не мог признаться в том, что он может читать мысли других людей.
Поэтому он продолжал свой путь, пытаясь забыть тренера и мафию, Хейли и его девятнадцатилетнего сына, весом сто тридцать фунтов, рискующего жизнью в джунглях. Хьюго не вмешивался в политику. Ему хватало хлопот с тем, как остаться в живых каждое воскресенье, чтобы еще волноваться о событиях, происходящих в далекой азиатской стране в 10.000 миль отсюда. Если Армия Соединенных Штатов считает, что он негоден к службе, значит так оно и есть.
Но он не мог не думать об этом юноше, представляя его бегущим среди разрывов снарядов или окруженным маленькими улыбающимися людьми с автоматами в руках.
Хьюго застонал в бессильной агонии. Шел он довольно долго и оказался уже в деловой части города, вокруг бурлила жизнь, а он видел лишь сына Хейли, лежащего мертвым под обгорелыми деревьями, названия которых он не знало.
Постепенно он начал понимать, что движение вокруг него отличается от обычного трудового дня. Казалось, он участвует в какой-то демонстрации и, наконец, отвлекшись от своих мыслей, он понял, что люди вокруг громко кричат. К тому же они несли транспаранты. Хьюго прислушался.
"Нет, мы не пойдем в ад",- скандировали вокруг, и "Янки, убирайтесь домой" и другие короткие фразы аналогичного содержания. На транспарантах он прочел: "Сожги свою призывную карточку" и "Долой американский фашизм". Заинтересовавшись, он стал всматриваться в лица людей, поток которых увлекал его за собой. Тут были бородатые юноши с длинными волосами, в сандалиях на босу ногу, довольно потасканные девицы в голубых джинсах, несущие большие бумажные цветы, почтенные матроны решительного вида и суровые мужчины средних лет в очках, возможно профессора колледжа или университета. Господи, подумал Хьюго, это почище толпы футбольных болельщиков.
Потом он очутился на ступенях здания муниципалитета, среди множества полицейских, и один юноша сжег свою призывную карточку, и толпа приветствовала его громкими криками, и Хьюго пожалел, что у него нет с собой призывной карточки, потому что он хотел бы ее сжечь из чувства симпатии к молодому солдату - сыну Хейли. Застенчивый по природе, он не выкрикивал лозунги, но и не старался уйти со ступеней муниципалитета. А когда полиция начала орудовать дубинками, Хьюго досталось одному из первых, потому что он на голову возвышался над остальными и представлял собой цель, которую не упустил бы ни один уважающий себя полицейский.
Через несколько часов, стоя перед судьей, в повязке с пятнами засохшей крови на голове, Хьюго обрадовался, увидя Бренатскиса, хотя и не мог понять, каким образом в клубе так быстро узнали о его неприятностях с полицией. Тем более, если бы не Бренатскис, ему пришлось бы провести ночь в тюрьме, где едва ли нашлась бы кровать, соответствующая его габаритам.
Услышав свое имя, Хьюго посмотрел наверх. Ему показалось, что американский флаг, хотя и крепко прибитый к стене, гордо развевается над головой судьи. После удара полицейской дубинкой все предметы приобрели скверную привычку качаться.
Судья, небольшого роста, с маленьким и очень узким лицом, похожим на лопатку, которой вытаскивают тараканов из щелей, с презрением посмотрел на Хьюго. Тут же в левом ухе Хьюго раздался голос судьи: "Ты кто, гомосексуалист или чокнутый?" Хьюго эти слова показались явным нарушением его законных прав, и он уже хотел что-то сказать, но Бренатскис вовремя остановил его.
- Дело закончено,- судья чем-то походил на говорящего попугая.Следующий.
Женщина, по внешнему виду чья-то бабушка, решительно шагнула вперед.
Через пять минут Хьюго выходил из здания суда.
- Мой Бог,- воскликнул Бренатскис,- что на тебя нашло? Какое счастье, что мне позвонили. Иначе завтра ты попал бы на первые полосы всех газет. И должен тебе сказать, это стоило недешево.
Теперь еще и взятка - Хьюго увеличивал список своих прегрешений. Продажная пресса и продажные судьи.
- А, тренер...- Бренатскис махнул рукой, показывая, что язык бессилен описать состояние тренера.- Он хочет тебя видеть. Прямо сейчас.
- Неужели он не может подождать до утра? - Хьюго так хотелось пойти домой и лечь спать. Это был тяжелый день.
- Он не может ждать до утра. Он выразился вполне определенно. Как только его выпустят, сказал он, даже ночью.
- Он когда-нибудь спит? - угрюмо спросил Хьюго.
- Во всяком случае сейчас он не спит. Он ждет тебя в кабинете.
Когда Хьюго подумал о встрече с тренером наедине, на огромном, вмещающем 60 тысяч зрителей стадионе, ему стало не по себе.
