сумрачный верзила, он работал под Маяковского, она под Лилю Брик; были братья-холостяки из Пенсильвании, при общей малосхожести, оба атлеты и с рубильниками, один по импорту европейской мебели, другой по части покрытий (“Включая, между прочим, половые”, – вставил его брат, но Ляля встала горой: “Попрошу без намеков: у нас Полина всю жизнь в счастливом браке”, а мастер добавил: “Можете смеяться, но бизнес не убыточный. У вас, кстати, какое напольное покрытие?”); в смысле же подать-унести помогала некая Наталка-Полтавка, у которой были мозги и грудь, но подводила кожа, студентка экономики Нью-Йоркского университета и стриптизерша на шесте, взятая под опеку хозяевами дома.
Пенсильванский брат, который по части покрытий, привез целую коробку “амароне”: ему присылали ящиками из Италии, как в свое время Папе Хему, выпивавшему в день по две бутылки. Именно этого. Вы только пригубите, будет за уши не оторвать.
Но красного Полина не пила. Ни белого, ни шампанского – ничего, кроме воды. Сигарет тоже не курила, хотя, чтобы не оставаться наедине с елкой и все более беспорядочным столом с экономно большими пластиковыми бутылями софт-дринков, на что со “стены гордости” снисходительно взирали отсутствующие знаменитости, периодически нисходила следом за компанией в закуренный гараж на две машины – “хюндаи” и “ниссан”.
Дверь была поднята под потолок, в свете дома снег покрывал недешевые и очень дорогие машины преуспевших гостей – таких, как фармацевтов Рубиных. Которые собирались стать еще более преуспевшими, на что прозрачно намекал хорошо выпивший Левка. Фирма-производитель “Виагры”, истратив каких-то 300 миллионов, заработала на “голубых ромбиках” уже пару миллиардов, благодаря своим исключительным правам. Но месяц назад – и за это сейчас нальем отдельный тост – верховный суд Великобритании разблокировал запрет на использование ингибитора, одного из основных компонентов, так что отныне аналогичные препараты может гнать любая фармацевтическая компания. “А чтобы заинтересовать наших приунывших дам, могу сказать по секрету, что вслед за “голубым ромбиком” кое-где уже идут разработки “розового”…”
Когда все возвращались к столу, Ляля прикуривала от своего окурка новую и по-быстрому отводила душу:
– Терпеть не люблю я лицемерие. Когда делают хорошую мину при плохой игре. Обратила внимание, с какой постной рожей сидит Адка? А все потому, что Лёвочка зачастил в Израиль, якобы к старушке-маме, но мы знаем лучше, что не в миллионах счастье… Время, что ли, такое? Драмы, драмы, драмы. Думаешь, только у тебя?
Все браки, согласно Ляле, со своим червём и чертом, даже у скромных, но только с виду, омчан свой омут, кайф же ловят только одиночки:
– Как тебе мои пенсильванцы? Шнобели потенциально интересные, ты не находишь?
– Ведь не в размере счастье?
– Ах, не скажи!..
Никита уже в машине, но Ляля задерживает в гараже рассказом про свой виртуальный роман на “аське”: тоже сибиряк, но давно московский, вылитый Роберт Кроуи-Гладиатор. Женат, конечно, но ночуют, пишет, порознь. Такой мужик, такой мужик…
– Нет, всё! – дым выдыхая на мороз. – Можно, пошлю твою фотку Гладиатору?
–
– А чтобы жаждал встречи.
– Но ведь ты – это ты, а не я?
– На месте разберемся, а пока пусть вожделеет. Ну, Полин? Подгони мне по имейлу чего-нибудь поэротичней. Муж, небось, по-всякому тебя снимал…
– В бикини?
– Ну, на худой конец. А лучше без…
И напоследок:
– Ты у меня не падай духом. Максик пусть и не Сережа Брин, но пооткладывал в оффшоры столько, что до конца света хватит. На твоем месте я бы уже планировала, куда из этой дыры уматывать. В Лондон, в Париж?
*
Про оффшоры Макс ничего не говорил Полине. Никогда. И этот
Неужели…
Вряд ли. Ничего нет в Ляле, что могло увлечь бы Макса.
И тем не менее лучшая подруга знает намного больше, чем законная жена, которая в ночь на 2001 год пересекает на своем “вольво” мост самоубийц, бесконечный, но всего лишь пятикилометровый
Год назад Макс получил в подарок от своей “крыши”, отъехавшей из Москвы на Запад. В лице товарища с фамилией – сальнее не бывает.
Черная метка?
Выпей, дескать, яду?
Вино подослано было, кстати, тоже, но даже ядом не с кем чокнуться в Америке. Поэтому Полина изымает из бара одну за другой все нераспечатанные бутылки, содеянные на территории бывшего СССР, набивает черный мусорный мешок, завязывает, выносит звякающую тяжесть через заднюю дверь и загружает один из заснеженных пластиковых баков, стоящих вдоль стены.
Дома берет за ножки “флейты” и на кухне вталкивает в хромированный бак, выпуклая крышка которого, качнувшись наружу, отражает ее, как зеркало смеха.
*
А первого января, Полина точно помнит, она поехала в видеотеку и нашла там “Шайнинг”, про который говорил ей Брам.
Включила в офисе Макса на первом этаже. Фильм был очень старый, 80 года, и, конечно, они смотрели в Москве, еще на первом видаке. Жаль, Макса нет, хотя вряд ли бы стал смотреть с ней видео по телевизору. Сидел бы там в углу на фоне заснеженной природы за стеклом, отгородившись поднятой крышкой лэптопа, ведя по “аське” свой бесконечный диалог с Россией виртуальной и дергая длинными ногами, стиснутыми, будто постоянно зябнет:
Нет, нет. Исключено. Брам все преувеличил. ALL WORK NO FUN, “одна работа и никаких радостей”, строка за строкой выстукивает герой на машинке – докомпьютерная эра… Степень отупения, возможно, та же, но совершенно невозможно представить Макса в роли с катушек съехавшего писателя, который
И топора нет в доме.
Никакого вообще оружия. Подумав так, Полина себе не поверила: “Неужели никакого?” И, защелкнув компакт-диск в плоскую коробку с обаятельно-жуткой гримасой еще молодого Николсона, пошла по дому, огражденному от снегопада только стеклом, – искать, чем, в случае чего, можно защитить их с сыном беззащитность. Набор ножей на кухне – как в триллерах показывают опережающе и невзначай. Скалка. Сковородки. Молоток в гараже. В подвале пластиковый водомет, которым наигрался в свое время сын. Дверь к Максу была заперта, что возмутило на этот раз. Как это На объект не входить? Никогда запоров друг от друга не было. Снаружи – да. Но не внутри. И было чувство защищенности, когда бросал одну в Москве бандитской с миллионом, висящим в походном рюкзаке в шахте сортира, в сырости водопроводно- канализационных. Впрочем, был пистолет, не говоря про бронированную дверь…
Опасно, блин, для жизни.
