Лайм положил на прилавок несколько серебряных монет, я даже не успела посчитать, сколько их там было. Потом вежливо поклонился и повел меня за собой.
— Все нормально? — тихо спросил он меня, когда дверь за нами закрылась.
Я подумала. Потом вздохнула.
«Да нормально все, не переживай».
— Уверена?
Я с неохотой кивнула.
— Тогда нам надо поесть. А потом спуститься вниз.
«Зачем?»
— Я обратил внимание, когда мы поднимались, там, в зале сидел менестрель. Ты же никогда не слышала выступление менестрелей нашего мира?
«Нет. А, правда, можно?»
— Конечно.
На ужин мы потратили около получаса, а потом спустились вниз, устроившись за столом. Мне Лайм заказал мороженое, уловив мой тоскливый взгляд, когда я увидела такое лакомство на соседнем столике.
Менестрель сидел в центре зала, за столиком. Интересный мужчина. Невысокий, я бы даже сказала, что он был ниже меня. Широкоплечий, с сильными руками. И очень необычный. У мужчины оказались бездонные желтые глаза и насыщенно-зеленые волосы. А еще, у него в руках было что-то вроде нашей гитары. На миг меня кольнула зависть. Я бы тоже хотела сейчас сыграть и спеть. Маман считала, что воспитанная девушка должна уметь петь и играть на музыкальных инструментах. Петь меня научили, а так же играть на флейте, фортепьяно. И по моей просьбе — тайно, научили играть на гитаре. Она и стала моим любимым инструментом.
Менестрель запел. И все лишние мысли из моей головы вылетели одним махом. Я слушала, забыв про мороженое, забыв про то, что я в другом мире и меня ждут впереди одни сплошные неприятности.
Спев песен пять, менестрель прервался. Я повернулась к Лайму.
«У тебя есть бумага и то, чем писать?»
— Конечно.
Дракон сосредоточился, задумчиво в воздухе повел пальцами и передо мной появился белоснежный лист.
На него я быстро начала записывать песню. Старую, которую написала когда-то сама, но так и не успела спеть. Музыку к песне я тоже уже успела сочинить и сейчас делала пометки.
Дописав и свернув бумажку, я посмотрела на Лайма, не сводящего с меня изумленного взгляда.
«Можно это передать менестрелю? Чтобы он спел?»
— Это песня твоего мира?
«Да».
— Хорошо, — Лайм подозвал девушку разносчицу, и та отнесла записку менестрелю. Я видела, с какой неохотой он открывал записку, а еще каким воодушевлением вспыхнули его глаза, когда он прочитал, то, что там было написано.
Гитара тихо заиграла, перебор струн до боли напомнил мне золотой парк моего мира и мой первый и последний побег.
Песня была написана именно тогда. Менестрель чуть прикрыл глаза и запел.
