противоположности. Но не стоит ли вам посмотреть по-другому?».
— А дальше они различаются.
«Демоны. Помните, зло есть зло, но вы — не абсолют. Ваш мир сойдет с ума, но вы не будете этого замечать, пока не погибнете. Остановить сами этот процесс, вы не сможете — вам понадобится помощь. И знайте, когда Великих станет больше, мир станет тем, чем должен быть. Запомните, когда придет тот, кто может вам помочь, забудьте про гордость и не сделайте ошибки!».
— Для Всадниц все звучало так:
«В свете вы не видите ближних своих. Вы добро, но не начало. Вспомните, если постоянно есть сладкое, рано или поздно оно надоест. И когда Великая Дочь поведет миры к свету, не мешайте ей. Она знает лучше, ведь — она слушает в первую очередь свое сердце».
— Я, кажется, поняла. — Элиза внимательно посмотрела на отца. — Нам нужно рассматривать, с абстрактной точки зрения, Демонов и Всадниц не как противоположности, а как дополняющих друг друга половинки. Как ты и мама, родители Рескатора. Ведь таких пар было немного?
— Да.
— А почему?
— Боялись. Ни Всадницы, ни Демоны не принимали таких, на такие пары всегда объявлялась охота. Они становились отступниками, вслед за которыми назначалась кара.
— А как же вы с мамой смогли остаться вместе?
— Нам помогли Созидатели, — Херцен покачал головой. — Они всегда помогали таким парам. У нас был город Павших. Раньше то он назывался городом Великих, а новое название со злости выпалил Курт, но оно пришлось к месту и осталось.
Старый Демон пожал плечами.
— А почему вам помогали Созидатели?
— Не знаю. Они всегда говорили, что когда мы поймем причины того, что они нам помогают, Великих станет больше.
— Великих… — повторила задумчиво Элиза. Ее взгляд метнулся вдаль. — Если наша разгадка не на планете, я, наверное, попрошу Сандру взять меня с собой.
— Ты считаешь — это будет правильный выбор?
— Не знаю. Наш мир надо менять.
Элиза встала и прошла в комнату. Остановилась около зеркала. В нем отразилась миловидная девушка в темно-зеленом бархатном платье, которое в свете свечей подчеркивало нежность ее персиковой кожи. Рукава, спускающиеся от локтя мягкой волной, скрывали ее руки. Платье немного оживлялось вставками из белого шелка на лифе и расклешенной юбке. Расшитое золотой ниткой платье было достойной оправой для красоты девушки.
— Кто я? — спросила она у отражения. — Я Демоница или Всадница?
Отражение насмешливо подмигнуло Элизе и развернувшись ушло в зеркальные дали.
— Мама! — девушка повернулась к портрету красивой женщины, та улыбнулась. — Мама. Как же я тебя люблю. Но ты так рано нас с папой покинула. Мы скучаем. И меня терзают вопросы, на которые я не знаю ответов. Я боюсь потерять папу, Рескатора. Я и так потеряла очень много. А самое главное — я чувствую, что теряю себя.
В эту ночь она спала в кресле. Когда погасли свечи, маленькие духи, прислуживающие по дому, закрыли окна и заботливо укрыли хозяйку легким пледом.
Катрин резко повернулась.
— Ну что же вы молчите! Вы нас сюда затащили, так хоть ответьте!
— Катрин, о чем ты? — Оракул попытался дотронуться до девушки, но та внезапно увернулась.
— Я вас чувствую! — крикнула она.
И тишина, казалось, расступилась. На площадь слетел небольшой человечек. Его контуры были призрачными, как у Оракула и Катрин, но внешность была ускользающей.
— Не напрягайтесь, — посоветовало облако. — У меня действительно нет определенного образа и я не могу остановиться на чем-либо. Ты действительно чувствуешь нас, дитя? — спросил призрак.
— Да. Зов одиночества. Холод. Боль. — Девушка поежилась. — Ты не один такой.
— Верно. Но из нашего народа только я один буду с вами разговаривать.
— Кто вы? — тихо спросил Рой.
— Я — призрак, дух ушедшего времени. Когда люди разъезжались с планеты, они оставляли здесь что-то. Потом — мы появились. Мы остались здесь, хранить пророчества и этот мертвый город. Один из тех немногих, который еще можно возродить. У нас осталось очень мало времени. Зная, что с планеты почти невозможно выбраться, сюда больше не прилетают Всадницы. А так нужно, чтобы кто-то нам помог.
