Эммануэль внесла парочку изменений.
В числе прочих был там и такой пункт. В случае если полностью или частично утеряна связь с патрулем, капитан Борисова-Лонштейн получает полную свободу действий. Все принятые параграфы, уложения и приказы, касающиеся дела, вызвавшего потерю связи, считаются недействительными.
Если бы Эми дозвонилась хоть до кого-нибудь, подобная ситуация вполне могла не сложиться. Но с чьей-то легкой руки, капитан Лонштейн неожиданно получила полный карт-бланш на текущую ситуацию. И более того, отстранение ее от работы над делом Гюрзы, становилось недействительным.
Усмехнувшись, Эми покосилась на Дашу, задумчиво побарабанила по подлокотнику кресла пальцами. Хоть совсем немного, но глупую девочку ей было жалко. И первоначальный план, заключавшийся в том, чтобы засветить провал, а затем посмотреть, кто придет Дашу убивать, всё же стоило пересмотреть.
Правда, был еще один вариант, эффект от которого мог превзойти в разы все эффекты от раскрытия провала одного винтика. Самоубийственный вариант, предполагавший прогулку Эммануэль прямо в отдел зачистки.
Совершенно самоубийственный вариант, который по здравому размышлению даже рассматривать не надо было. Но чем больше Эми думала над ним, тем больше он ей нравился.
Во-первых, эффект неожиданности, который в таком раскладе был бы на стороне девушки. Во-вторых, эффект наглости. Ни один оперативник в здравом уме не согласился бы нарушить территорию Гюрзы. Придя на нее без приглашения и уж тем более без вооружения.
И, наконец, для Гюрзы — отдел зачистки был последним доводом королей. И уязвимость этого самого довода могла внести в Гюрзу еще большую панику. Было и кое-что еще, превращавшее безумную авантюру во вполне удачный, хотя и излишне рисковый план.
Алэно, который прямо сейчас должен был забрать лучших из сотрудников и отправиться с ними громить неблагонадежных подчиненных по всему миру. Именно поэтому, несмотря на то, что выглядел план удивительно бредово, у Эми были все шансы на успех. Но сначала, чтобы обезопасить себя, ей нужен был прадед и содержимое его замечательного сейфа!
Умирать было страшно. И на тот свет совершенно не хотелось. Хотелось жить, желательно долго и счастливо. Хотелось посмотреть, какой красавицей вырастет Рашель и понянчить вместе с Антуаном ее детей. Детей девочки, которую Шэндон отчаянно и безнадежно любил.
Вопреки всему и вся хотелось счастья. Но грозила даже не тюрьма, которую маркиз Лафорже совершенно не боялся, грозила — смерть. Несколько часов назад он по совету и личному примеру своего лучшего друга пришел в русский патруль.
И пару минут назад его покинула симпатичная девушка, больше напоминающая студентку, чем взрослую и красивую женщину.
Вопросы, которые она задавала, надолго ставили Шэндона в тупик. Какая разница, за кого он голосовал более десяти лет назад на выборах? Или ходил ли он когда-либо на чемпионаты по футболу? Какая разница, где он покупает костюмы и какой марки у него столовый сервиз?
Вопросы были серьезными и были зачастую какими-то странными. И у Шэндона не раз и не два складывалось ощущение, что в патруле знали заранее о том, что он придет. И приготовили загодя список вопросов.
Беда была в том, что самое главное у маркиза Лафорже еще не спросили, а жить ему оставалось считаные часы. Это не было предчувствием, это не было истерическим состоянием параноика. Это была истина, прочтенная в глазах мужчины с седыми висками, прошедшего в кабинет начальника русского патруля.
Маркиза как раз вели вниз в допросные, а один из тех, кого Шэндон не раз видел в кабинете у Дюпре и Алэно, сверкая генеральскими погонами, шел в кабинет Федорова.
Гюрза предателей не терпела, это был общеизвестный факт. Обидно было только то, что ее щупальца дотянулись даже до русского патруля…
От принесенной ему вечером еды, Лафорже отказался. Не стал он поднимать и ту «записочку», которую ему подбросили из соседней допросной камеры. Спать Шэндон не мог, а минуты всё тянулись и тянулись, внушая ложную надежду. Что он просто обознался, что ему показалось. Что здание русского патруля, для которого он лично находил дыры в системе безопасности — неприступная крепость.
Впрочем, это была именно что ложная надежда.
Около полуночи в камере появилась гостья. Дверь даже не скрипнула. Поправляя капюшон, через порог переступила девушка, которую Лафорже даже не думал здесь увидеть.
— Клэр?
— Доброй ночи, маркиз. Не самая лучшая обстановка для нашей встречи. Но сойдет и так.
— Глазам своим не верю… Ты решила вернуться в отдел зачистки?
— О, да. Гарри арестован, ему грозит смертная казнь. В Гюрзе — чистка. А чтобы отомстить тем тварям, по вине которых я оказалась в таком плачевном состоянии, мне пришлось снова вернуться в отдел. Правда, знаешь, Шэн, мне нравится.
— Тебе всегда нравилось, — вздохнул маркиз. — Тебя же и прозвали-то кровавой художницей потому, что ты кровью упивалась. Каждое твое дело заканчивалось мерзким алым пасквилем на стене. Сколько их там в твоем деле?
