Клинок прочертил воздух в ладони от лица Саша, тот лишь чуть-чуть наклонился, чтобы не останавливать инерцию Сабла, чтобы клинок пролетел мимо, потому что эсс хотя и не понимал еще, что уже мертв, но шевелить рукой не мог. Грудь, правая ключица, левое плечо раскрывались кровавой щелью. Разворот на левой ноге — и тут же стремительный, на пределе сил, продирающийся сквозь вязкость шаг правой вперед. Третий неотразимый удар Манка вновь разрезал за спиной Саша пустоту, а серый меч наконец достал напряженную шею, и уродливая голова упала в траву. Секира осталась зажатой под левой рукой Арбана.
И тут же темень подступила к горлу. Мгла, тягучая, холодная, вызывающая могильный ужас, потому что за этой тьмой не было ничего, пустота, бесчувствие и бессмыслие, ухватила за плечи, ткнулась в глаза, в уши, в рот, в нос, ударила в живот, не прорвалась, застонала и поползла, полетела куда- то в сторону в поисках нового прибежища, вызвав на мгновение брезгливость и боль на лице Альмы. Но уже в следующее мгновение лицо колдуньи исказила ненависть. Устремив на Саша полный злобы взгляд, она взметнула руки — и ничего не произошло.
Перед конной стражей встал Лидд. Он не сделал и жеста, но и самой Альме, и ее стражникам, и остаткам «отребья» было ясно: пока Лидд вот так стоит напротив принцессы, она бессильна.
— Урисс! — окликнул Лидд горбоносого старика, следовавшего на огромном коне по пятам за принцессой. — Успокой правительницу. Пусть не забывает: она последняя в роду. А Эрдвиза больше не будет. Вот его меч!
Прошипев какую-то угрозу, Альма ударила коня и вместе со стражниками помчалась дальше по тракту. Лидд развернулся, отыскал глазами Свача.
— Трупы сжечь. Готовьтесь к выходу. Салмы перешли через утонский мост. Дикки, демон тебе в глотку! Давай-ка сюда повозку, правь за мной к городу!
— А ну шевелись, уроды! — заорал Свач, подпрыгивая на месте от радости, что глотка вновь подвластна ему. — Ты цел, парень?
Саш расстегнул куртку, сунул руку под ножны невидимого меча, который и принял на себя страшный удар, пощупал бок, поморщился:
— Вроде бы ребра целы. Повезло. Древком секиры попал Манк. Вук на себя удар принял.
— Вуку конец, — вздохнул Свач. — Кому проигрыш-то платить?
— Мне, — жестко сказал Саш. — Надеюсь, удар сзади не обговаривался?
— Нет, — твердо сказал Свач. — Хотя запрет его не обговаривался тоже. Я, кстати, так и не понял, как ты это сделал. Не разглядел я, понимаешь. Покажешь?
— Нет, — отрицательно мотнул головой Саш, присел возле Баюла, который сжимал в дрожащих руках пику и испуганно хлопал глазами. — Слышишь, банги? У тебя больше знакомых пиратов в Даре нет?
К вечеру пришли из Ари-Гарда пять крытых повозок. Каждую тащили две лошади. С тремя повозками Дикки, на последнюю из которых вновь водрузил котел повар, составился караван. Свач построил остатки «отребья», Лидд скомандовал погрузку, и вскоре наемники уже катились по древней дороге ари на восток. Саш лежал на сене в повозке один. Никто не шагнул к фургону, возле которого стоял воин, внушивший остальным наемникам ужас. Даже Баюл, пряча глаза, крикнул, что поедет с поваром, заодно и котел по дороге почистит. Свач подошел на полдюжины шагов, помялся и выдавил:
— Езжай один, парень. Злиться вроде бы на тебя нечего, шустр ты без меры, и Мукка этот — мерзость редкая даже по нашему разумению, да и Сабл насолил многим из нас под завязку, но вот что-то не сходится. Узор твой на руках, удар этот. Не оживают после таких ударов, парень, хоть лезвием, хоть древком. Да и там, на башне, слишком легко ты отделался. Молния тебя не спалила, глухота не одолела. Я, конечно, не против, если бы какой-нибудь мой друг мог отрубленную голову вновь на плечи накинуть, да к семье вернуться. Вот только сидеть с ним за одним столом поостерегся бы.
И вот теперь Саш покачивался в пустой повозке, потирал и залечивал наливающийся громадным кровоподтеком бок, безуспешно искал в себе блеснувший во время схватки с Манком отголосок силы, спал. Седой старик дарджинец правил лошадьми то молча, то напевал какие-то песни. Сквозь прорехи в тенте мелькало серое небо, множество деревень, состоявших сплошь из одних землянок, замученные лица крестьян, которые смотрели на проходящие воинства то ли с надеждой, то ли с ужасом. Деревень было много, только вот большая часть равнины оставалась дикой, а уж на второй день пути и деревеньки стали редки. В полдень после короткой стоянки, на которой каждый наемник получил порцию холодного пареного зерна, в подрагивающую по разбитой дороге повозку запрыгнул Лидд. Он ослабил перевязь, сбросил меч, вытащил лезвие на ладонь, вновь задвинул.
— Один из мечей Икурна. Четыре их сохранилось. Еще один у короля Даргона. Другой в Гранитном городе. Тринадцатый, рассеченный на две части мечом Бренга, остается в подгорном Озере мрака. Этот — один из первых, кажется, третий. Отличная работа! Икурн был лучшим оружейником банги, но твой серый меч с рунами лучше. Его ковал еще один из кузнецов-валли. Тот, чье умение начиналось за пределами этого мира. Он изготовил меч всего лишь из хорошей стали. Ни черного серебра, ни фаргусской меди, а уж тем более ни капли фарлонга не добавлено в заготовку, но крепость его не уступает клинку Икурна. И руны на него наносил сам маг Лойлас, когда вокруг его башни еще не поднялась Индаинская крепость. Все остальное оружие валли, которого, кстати, еще меньше, чем осталось в Эл-Лиа самих древних, копировалось с этого меча. И руны на копье, которым последним владел принц Тиир, тоже копировались с этого меча. Но против нашего главного врага этот меч бессилен. Боюсь, что и тот меч, который ты получил от Хейграста, не всесилен тоже.
— Ангес рассказал о копье Тиира? — удивился Саш. — Но разве он знал, что Тиир последним владел копьем валли?
