груза и такими же попутчиками, как он сам. Или не учил, если его учение обходилось не только без лишних слов, но порой и вовсе ограничивалось жестами? Что же тогда он делал? Развлекался? Подшучивал над увязавшимся за ним бедолагой? Зачем? Спросить бы, только что уж теперь вопросами рассыпаться, если самому вопрос задан? Почему он подошел к Сину в Кируме? Ведь не потому же, что верил в древние сказки или отчаялся отыскать для себя другой путь? Поймал взгляд угодника, когда сидел у крепостной стены и щелкал пальцами, пытаясь согреться, поджигал показавшуюся из-под снега прошлогоднюю траву. Поймал взгляд и словно согрелся от одного взгляда. И ведь не ошибся? Угодник не только оказался надежным попутчиком, если не спасителем, но и уж точно не был обычным бродягой, к коим частенько причисляли его собратьев! Так кто он? Сумасшедший – нет, идет не куда глаза глядят, а куда ему надо. Колдун? Опять же нет, без колдовства пока обходился. Воин? Вряд ли, борода седая, глаза старика, хотя простенький меч из-под балахона торчит. Тогда отчего же кланялись ему караванные стражники? Отчего прикладывали стиснутые кулаки к боевым шлемам дозорные у крепостных ворот? Вот и думай, верить ли древним преданиям, в которых угодники охраняли от нечисти целые поселения? Хотя разве не таким же угодником был благословенный Энки? Так не теми ли мыслями томились ушлые караванщики, выказывая Сину особое уважение? Ведь никакой платы за следование с караваном с него не брали, даже кормили вместе с Алиусом из общего котла, раскланивались в конце пути! А у ворот Абуллу Сина ждал звероподобный дакит Йор, которому Син сказал следующее: «Молнии бьют в черное месиво, Йор, и часы на башне Кирума встали. Землю тряхнуло в тот самый день». Дакит словно услышал то, что и хотел услышать, кивнул, развернулся, двинулся на юг и дальше останавливался только на ночевки, пока сопровождающие его Син и Алиус не миновали Кагал, не поднялись в горы и не дошли за две недели выматывающего пути до развалин древнего города. И вот только теперь Син спросил лаэтского сироту:
– Почему ты прибился ко мне?
Оставалось добавить: «а не пойти ли тебе, светловолосый оборванец, прочь?»
– А к кому я еще мог прибиться? – с трудом проглотил кусок лепешки Алиус.
– Мало ли? – вытер пальцы тряпицей Син. – Ты терпелив, думаю, имеешь некоторые способности к магии, не спорь, я видел, как ты сплетаешь пальцы. Мог бы стать послушником в любом магическом ордене. Или в любом храме. Да и на службе у любого атерского короля скорее добрался бы до собственного дома, красавицы жены и десятка белобрысых детишек. Почему решил идти со мной?
– Не знаю, – признался Алиус и вдруг ляпнул висевшее на языке: – А если бы я стал послушником любого магического ордена или любого храма, или даже воином атерского короля, тогда бы меня кормили бесплатно из караванного котла, как это было рядом с тобой?
Даже Йор не сдержал улыбку, сделавшись на мгновение подобным человеку, а уж Син и вовсе расхохотался.
– Тебя кормили не бесплатно, Алиус. Тебя кормили вместе со мной за ту работу, которая могла нам с тобой выпасть. За участие в жаркой схватке. Или врачевание после нее. Какие бы ни случились пакости с караваном, мы бы без работы не остались.
– Выходит, нам повезло? – замирая от ужаса, бросил Алиус взгляд за плечо угодника. – Если пакости не случились?
Пространства Сухоты не умиротворяли, с какой стороны на них ни смотри, что с северной караванной тропы, что с западного склона гор Митуту.
– Может быть, повезло, – приглушил усмешку Син. – А может, и наоборот. В прошлые времена ни один караван не мог пройти даже по самому краю долины Иккибу, чтобы не попасть в десяток не слишком приятных переделок. Но когда привычный враг не является, чтобы убить тебя, чаще всего это значит, что он убивает кого-то другого.
– Это из-за того, что «молнии бьют в черное месиво»? – вспомнил Алиус.
– После, – медленно проговорил Син, в который раз пристально вглядываясь в оставленную за спиной тропу. – После расскажу… Пошли. Хватит болтать.
Угодник легко, словно и не было у него за плечами изрядного количества прожитых лет, поднялся, подхватил пояс, мешок и вскоре зашагал вниз по склону. Ни камешка не выпадало из-под его сапог, как и из-под сапог Йора, а вот из-под ног Алиуса то и дело струилась скальная пыль, катилась галька и почему-то ракушки.
– Раньше эти скалы были дном моря, – обернулся Син. – И кстати, не так уж давно, если посмотреть каменными глазами. Только не жди морской свежести. Не дождешься. Не то что весной, но и зимой тоже.
Еще недавно страдавший от холода Алиус теперь изнывал от жары. Развалины и озеро под ними мгновенно обратились в пекло. Казалось, что водную гладь и в самом деле составляет не вода, а сталь или расплавленный свинец. Неужели кто-то отваживается пить эту серую воду? И куда она девается? Матушка говорила, что в проклятое озеро впадает одна река и множество ручьев, но не вытекает ни одна. Или насчет ручьев она погорячилась?
Не прошло и часа, как путники оказались на улицах мертвого города. Идти приходилось против полуденного солнца, но, даже жмурясь от его лучей, Алиус замечал, что если окраинные здания еще поднимались к небу закопченными стенами, то чем дальше, тем чаще они представляли собой груды камня. Бывшие мостовые были засыпаны мусором, в котором белели кости. Ни травинки не колыхалось между пыльных камней. Впереди же, там, куда направлялся Син, вовсе зиял пустырь. Сладковатая вонь ударила в ноздри.
– Осторожно! – поднял руку угодник, приглядываясь к руинам.
С противным зудом в воздух поднялись бронзовотелые мухи. На камнях лежали трупы. Без плащей, без знаков различий орденов, храмов или королевских домов. Без оружия и без доспехов. Все, что могло подсказать их происхождение, включая волосы, – было срезано. Лица обгрызены
