– Да, – кивнула Кама. – Всегда чувствовала его. Единственного из всех. А теперь еще сильнее. Ему плохо, но он здесь. И он выправится.
В коридоре раздались гулкие шаги. Еще подходя к подругам, Фламма почти закричала:
– Нет, вы посмотрите, на втором этаже сидят распорядители, на первом толпятся участники состязаний, проклиная эту, без сомнения, сумасшедшую и несравненную колдунью, что отодвинула начало турнира, а на верхней галерее, с которой самый лучший вид, – никого! А я еще беспокоилась, что кто-то увидит, как ты облачаешься в доспехи!
– Напрасно, – ответила Кама. – Я бросила насторожь на лестнице и была бы предупреждена.
– Всюду эта магия, – почесала нос Фламма. – А я вот разорвала твою насторожь, прошла и вновь связала ее за собой, а ты даже и не заметила.
– Зря тратила время, – сказала Кама. – Меня, Лаву и тебя эта насторожь даже не коснулась бы. А через час она и вовсе растает.
– Одни колдуньи вокруг, – поскучнела Лава. – А мне Софус сказал, что из меня будет толк, только если меня обвешать амулетами с головы до ног. А еще он сказал, что, если хочешь, чтобы твое колдовство заметили и оценили, ты должна быть плохим магом. Потому что хороший маг колдует очень редко, но когда колдует, то всегда может устроить так, чтобы его колдовство осталось незамеченным.
– Ты хочешь сказать, что Аментия плохая колдунья? – вытаращила глаза Фламма. – Я завистью изошла! Хотела бы я оказаться иллюзией, когда матушке взбредет в голову отвесить мне подзатыльник!
– Почему плохая? – не поняла Лава. – Аментия выступала в состязании. Она и должна была удивить. Но если бы она сотворила нечто подобное в каком-нибудь придорожном трактире, боюсь, ей намяли бы бока. К тому же Аментия не в себе!
– Не соглашусь, пока не увижу ее вживую, – покачала головой Кама.
– Ты забыла? – удивилась Лава. – Мы же играли с ней вместе когда-то!
– Играли, – кивнула Кама. – Когда нам с тобой было по семь или по шесть лет.
– Так давно? – вытаращила глаза Лава.
– Только не говори, что это было как будто вчера, – скривилась Фламма. – И не стони, что у тебя ничего не идет с магией. Фехтуешь ты тоже очень неплохо, а уж если придется съездить по роже какому-нибудь Палусу, то никто лучше тебя не справится.
– Да, – мечтательно вздохнула Лава. – В прошлом году это у меня вышло отлично. Жаль, что в этом году при моем приближении он умолкает.
– Крутится внизу возле Рубидуса, – скорчила гримасу Фламма. – Вот по таким, как Палус, и определяем, что за времена настают. Если начнет подниматься, значит, дела дрянные.
– Где-то начнет, а где-то такого и на порог не пустят, – обернулась к окну Лава. – А ведь уже заканчивают! Быстрее, чем ты думала.
Кама посмотрела на арену. Мастеровые настилали доски, от колдовства Амелии осталась горка гнили, которая на глазах обращалась в прах.
– Послушай, – глядя на сестру, голову которой стягивал платок, Лава взъерошила свои светлые волосы, – разве Софус не догадывается, что ты девушка? Нет, понятно, что распорядитель проверяет под шлемом длину волос, но Софус! Он же накладывает заклинание на каждого! И при этом проверяет, чтобы не было никаких амулетов, заговоров! Он что, плохой маг?
– Хороший, – вместо Камы ответила Фламма. – Очень хороший. Не знаю, что он за человек, но маг он отменный. Я спрашивала у матери, она сказала, что Софус вроде как из Бэдгалдингира? Обычный ремесленник, что-то там резал из дерева, особенно посохи ему удавались. А уж когда оказалось, что каждый посох полон мума, тут и стали искать, кто их шлифует. Говорили, что орденские маги из самого Самсума приезжали, чтобы уговорить Софуса вступить в одно из их братств, но он отказал всем. Не хотел никуда уезжать. В той деревне на северном склоне ущелья никого, кроме него, не осталось. Ну а потом прежний ардуусский маг состарился, стал искать ученика и сделал им Софуса, хотя тот уже тогда был немолод. Софус неожиданно для всех согласился. И вот, кое-чему научился за эти годы. Да, ему узнать, кто стоит перед ним, легко. Но он же сигнальную магию накладывает! А она штука зыбкая, если он перед этим прощупывать каждого будет заклинаниями, то она может и не лечь на запеченное.
– Запеченное? – не поняла Лава.
– Проколдованное, значит, – поморщилась Фламма. – Да и зачем ему?
– Ладно, – надела на голову шлем Кама. – Я пойду… Что со жребием?
– Жребий как жребий, – пожала плечами Фламма. – Ты ведь там – черный неизвестный? Хотя из неизвестных ты одна осталась. Я всем сказала, что ты мой приятель. Думаю, они себе все головы сломали, что за ловкач пробивается в зятья к королю Пурусу.
– Меня устроят четыре головы, – стала заматывать шею черным платком Кама.
– Голова Рубидуса будет третьей, – сказала Фламма. – Если сумеешь ее взять. И если он доберется до третьей схватки.
– Кто первый бьется со мной? – спросила Кама.
– Пуэр Краниум, – наморщила лоб Фламма. – Твой поединок второй в турнире. А Пуэр Краниум, если ты не забыла, второй сын короля Бабу. Весельчак! Довольно ловок.
– Да, я следила за ним позавчера, – кивнула Кама, вытягивая из-под шлема платок. – Чуть не забыла. Интересно, что подумал бы распорядитель? Кто вторым?
– Не знаю, – скорчила гримасу Фламма. – Или Церритус Ренисус, или Сигнум Белуа.
