– Если ума мало, он легко уносится ветром, – пожал плечами Волуптас. – Но сейчас разговор о другом.
Однорукий подтянул к себе мешок, вытянул оттуда кожаный нагрудник, бросил его на камень, а потом один за другим достал и высыпал на кожу семь кисетов с монетами, называя каждого из погибших.
– Данаец, чтобы я так владел копьем, жаль, что с одной рукой это несподручно. Аккадец – глупая смерть не делает человека глупее, но слезы за него льются горше. Два братца хапирру. Я думал, что они умеют только метать ножи, а они умели сражаться. Лигурр. Не знаю, гордилась бы бывшая империя своим сыном, но он ею гордился и не опозорил ее. Тирсен, который вовсе не умел сражаться, но принес пользы столько, что, потеряв его, я словно второй раз потерял свою руку. И лив, – Волуптас бросил быстрый взгляд на Ирис. – Бывают люди, которые спускаются в пропасть. Бывают те, что идут по равнине. А бывают те, что поднимаются вверх. Жизнь сталкивала этого лива в пропасть, но он поднимался из пропасти. А кто где и кем умер, тот так и тем и останется. Все.
Волуптас пригладил ладонью кучу монет, после чего быстро разделил ее на шесть частей. Подозвал Ирис, с ее помощью наполнил шесть кисетов и бросил каждому. Седьмой кисет, пустой, отправил в огонь. Обхватил на мгновение плечи, пробормотал что-то неслышное для Энки.
– Все, – повторил Волуптас. – Я вас отпускаю. Завтра можете отправляться домой, если он у кого есть.
– Почему же? – удивился Арденс. – Я только-только…
– Все, – повысил голос Волуптас. – Вольных охотников больше нет. Нет войны, нет вольных охотников. Когда я собирал воинов и охотился на работорговцев на юго-восточном берегу моря Тамту, я никогда не терял больше трех человек. Сейчас я уже потерял семерых, хотя никогда у меня не было таких воинов. Война закончена, прощайте.
– Война еще не закончена, – подал голос Игнис. – Завтра или послезавтра будет битва. Уж не знаю, насколько глупы свеи, анты и венты, но не может такое войско просто развернуться и пойти по разоренной земле восвояси. Что они будут есть по дороге? Грабить уже некого. Если же северяне отправятся на Махру, война не закончена.
– Не отправятся, – подал голос ханей. – Дух вышел.
– Дух? – удивился Арденс.
– Дух, – кивнул ханей, который до этого вряд ли сказал три или четыре слова. – Не тот дух, что покидает тело через неделю с небольшим. Другой. Тот, что заставляет сражаться. Это сразу видно, есть дух или нет. Кстати, и из тебя, Волуптас, дух вышел. Или выходит. Как раз теперь. Поэтому ты и прощаешься.
– Нет, Сманад, – покачал головой Волуптас. – У тебя змеиный взгляд, может быть, ты видишь глубже других или смотришь, как змеи, снизу, но ты не прав. Дух из меня не вышел. Просто, – однорукий подбросил серебряный кружок с изображением Донасдогама, – у меня к этим торговцам свой личный счет. И я никого не хочу и не могу просить платить по моему счету.
– Не иначе эти торговцы мертвечиной пытались купить тебя по частям, – захрипел в тихом смехе ханей.
– Ты пьян, – спокойно ответил Волуптас. – Я все сказал.
– Я останусь с тобой, – вдруг проронила Ирис. – Хотя бы до тех пор, пока ты не скажешь, что надо остановиться.
– Почему? – нахмурился однорукий.
– Каждый должен заниматься тем, что он умеет лучше всего, – ответила Ирис. – Я точно знаю, что лучше всего умею убивать.
– Ты детей должна рожать, – тихо засмеялась Вискера.
– Научусь и этому, – прошептала Ирис. – А пока – только убивать. С Волуптасом мое умение принесет пользу. Пользу этой земле.
– Чужой земле, – протянула Вискера. – Хотя если своей земли не осталось, то какая разница… Я тоже никуда не пойду. Разве можно оставить такого бравого рубаку?
– И я, – заторопился Арденс. – Мне некуда идти. Не хочу глупой смерти и глупой жизни. С тобой, мастер, я хотя бы могу не беспокоиться о глупой смерти.
– Волуптас не прикроет тебя щитом от врага, – забулькал пьяным смехом Сманад.
– Нет, – улыбнулся и вытер рукавом вспотевший лоб Арденс. – Я не об этом. Если я погибну, это не будет глупостью. Рядом с Волуптасом. Я никогда еще не чувствовал себя нужным. Как теперь.
Однорукий, Вискера и даже Ирис посмотрели на Игниса.
– Что молчишь, Асаш, – спросил Волуптас Игниса. – Я думал, вы уйдете все, а одного тебя даже неловко отпускать.
– Почему же одного? – удивился Игнис. – Разве ханей остается?
– Не знаю, – буркнул Сманад, закрыл глаза и поправил воротник куртки. – Я пьян. Разве можно принимать такие решения на пьяную голову? Решу утром.
– А я теперь, – проговорил Игнис.
– Что тебе сказал Йор? – спросил Волуптас. – Конечно, если это не секрет. Не то чтобы я хотел знать, хотя знакомство с этим дакитом сделает любому честь, но ты окаменел, когда услышал его слова.
