– Вот здесь окончится война, – махнул рукой в сторону реки дозорный. – Орда встанет на берег и будет ждать, когда нас сожрет Светлая Пустошь.
– Зачем им делиться добычей со Светлой Пустошью? – подал голос Литус.
– Они будут делиться, – покачал головой дозорный, пряча во взгляде ужас. – Они говорят, что, когда Светлая Пустошь сожрет все, мы не умрем. Мы поделимся. Те, кто подчинится темному властелину, станут на их сторону. Те, кто не подчинится, должны будут выйти на великую битву. И пасть на ней.
– Кто это – темный властелин? – не поняла Лава.
– Неизвестно, – скривился дозорный и, прежде чем дать знак дозору двигаться вдоль берега дальше, прошептал: – Но он не ужас, который ведет Орду. Не их зверь – Телох. Все говорят, что он намного страшнее, намного… И они сами не знают, кто он. Но он придет.
…Спутники молчали до самого Аштарака. Когда дым уже стелился над водой, на противоположном, низком берегу показались стены города. Они упирались в реку, и за ними тоже все было в дыму, но среди его клубов то и дело проглядывали всадники в желтых плащах, которые носились на лошадях между полуобрушенными, тлеющими домами и посылали стрелы в дым, поднимающийся уже от аштаракского замка. Обиталище князей рода Тимпанум занимало единственный известковый холм на левом берегу Утукагавы, тот самый, что сжимал не слишком широкую реку до сотни локтей. Но теперь замок был осажден, над башнями вздымались языки пламени, и кроме замка в руках защитников города оставались только две стены высотой полтора десятка локтей каждая. Стены начинались от угловых башен, разбегались на три сотни локтей, уходили в воду и служили последней защитой для узкого каменного моста, по которому из охваченного огнем замка тянулся поток женщин, детей и стариков. И пока они пытались уйти из огня и от смерти, перебраться через реку, вскарабкаться по узкой, поднимающейся вверх лестнице, на этих двух стенах сражались, гибли под стрелами воины в синих, алых и белых плащах. А на высоком правом берегу, у двух сторожевых башен Хонора, стояли ряды войск – в синих, алых и красных плащах и смотрели, как их братья гибнут в дыму под стрелами и мечами кочевников. Воинов на стенах оставалось мало. А узкий каменный мост, лестница были заполнены народом, который карабкался на высокий берег и, обливаясь слезами, падал бы прямо у лестницы, если бы не несколько воинов, которые отгоняли, а то и относили в сторону спасшихся.
– Дина, Ардуус, Аштарак, – прошептал Лаурус и посмотрел на жену. – Там еще не меньше пяти тысяч человек. И мало воинов. Очень мало.
Она кивнула. Кивнула, не проронив ни слезы. Лаурус спрыгнул с лошади, сорвал с пояса кошель, вложил в руку Авы, прижался к ее руке губами, подмигнул сыну и дочери, сдернул с луки седла моток веревки и пошел к пузатому старшине, который уже охрип, освобождая проход.
– Чего ты хочешь? – засипел тот, взглянув на ярлык. – Клавус Вадум? Откуда ты взялся, Клавус Вадум? Не до тебя сейчас! Подожди! К ночи зачислю!
– Мне туда, – мотнул головой Лаурус. – Ты не видишь? Проседают наши! Прорвутся – порубят тех, кто не ушел. Князь еще там?
– И князь, и два его сына, и динский тан – все там! – захрипел старшина. – Как ты туда попадешь? По головам пойдешь? Ты не видишь? Вот первая сотня, вот вторая, вон – третья! Все готовы в битву! Как пробиться?
– Зачисли меня, – процедил сквозь зубы Лаурус. – Покажу. Меч у меня есть, доспех на мне. Что еще надо?
– Демон с тобой, – закашлялся старшина и рявкнул, собрав в глотке остатки голоса: – Если кому интересно, вот этот новичок, прибывший, судя по сапогам и гарнашу, из Самсума, собирается научить нас воевать. И уж во всяком случае покажет, как попасть на тот берег, не наступая на головы людям. Давай же!
– Сейчас, – накинул петлю на крючок коновязи Лаурус, сбросил, повесив рядом, самсумский гарнаш, снова подмигнул детям и, швырнув моток веревки с парапета, скользнул по ней вниз.
– А дальше? – захрипел старшина. – Ну, ловок, и что? Через мост как?
Лава спрыгнула с лошади и бросилась к парапету. Ава едва не опередила ее. Лаурус уже стоял на нижней площадке. Увидев, что на него смотрит старшина и не меньше полусотни воинов, он махнул рукой, забрался на один из двух столбов, от которых начинался мост и мимо которых тек поток испуганных людей, перебрался на каменное ограждение моста и вдруг побежал на противоположную сторону, удерживая равновесие выдернутым из ножен мечом. Одна или две стрелы просвистели мимо него, но вот он добрался до середины, до второй трети, до конца моста и скрылся в дыму. И почти сразу же по веревке заскользил вниз другой воин. За ним третий. И следующий. И еще один.
– Клавус Вадум, – прохрипел старшина над ушами Лавы и Авы. – Надо запомнить. Пошли Энки этому молодцу удачу. Кто он вам-то?
– Брат, – твердо сказала Лава.
– Муж, – добавила Ава.
– Папка! – заорали Гладиос и Арма.
– Нам пора, – позвал спутниц Син, прихватывая к коновязи лошадь Лауруса, и добавил, глядя на старшину: – Редкого воина тебе уступаем, мастер. Ты уж побереги для него лошадку и одежку. А то ведь простудится после жаркой битвы.
– Если он выживет, – заметил старшина.
– Он – выживет, – уверенно проронил Син.
…Уменьшившийся отряд столкнулся с маннами на второй день пути после Аштарака, едва ли не на окраинах Хонора. Дымы над араманской столицей рассеялись, новые слезы на щеках Авы почти высохли, вставшие над горизонтом горы скрылись вершинами в тяжелых облаках, и вскоре уже должны были
