…Ночь прошла спокойно. Лава долго не могла уснуть. И утром она поднялась раньше других, вышла за порог, умылась ледяной водой, вздрогнула, потому что вслед за ней во дворе появился Литус.
– Скажи, для тебя это важно, что я сын акса? – спросил он негромко.
– Главное, что ты не его дочь, – прижалась она к нему, обняла, запустив руки под рубаху. – Обещай, что будешь беречь себя.
– Вот теперь я трижды жалею, что не отправил тебя в Лапис, – признался Литус.
– Напрасно, – улыбнулась Лава. – Я бы обязательно вступила в лаписское войско. Представляешь, сколько там смазливых юнцов?
– Но ни одного сына акса и мурса! – заметил Литус.
– Да, тут тебя не перещеголять, – согласилась Лава.
– Эй, – раздался в дверях заспанный голос Аменса. – Шли бы вы шушукаться или в сарай, или за дом. Дайте хоть нужду справить.
…Когда солнце поднялось над горами Балтуту, отряд уже покинул Хонор. Тракт петлял вдоль предгорий, то забираясь на увалы, то спускаясь в долины, и всадников в араманских плащах утисские и хонорские дозоры встречали громкими приветствиями, словно хотели отогнать витавший над равниной ужас. Лаве казалось, что он рос так же, как росла мутная стена над Светлой Пустошью на севере.
– Почему ее называют Светлой? – спросила она Сина.
– Она светится ночами, – ответил Литус. – Я проходил от Пира до Му. Всюду – как днем.
– По-разному бывает, – задумался Син. – Теперь уже пройти Светлую Пустошь поперек будет труднее. Может быть, невозможно. А свет… Маги называют это холодным огнем. Это свет смерти.
– И мы пойдем через нее? – спросила Лава. – Ведь нам надо в Бараггал?
– Увидим, – пробормотал Син.
– Я никогда не была в Бараггале, – вздохнула Лава.
– Я тоже, – признался Касасам. – Хотя смотреть там будет уже не на что.
– Это почему же? – удивился Син.
– Я слышал, что башня уманнской цитадели рухнула шесть лет назад, – вздохнул Касасам. – А она вроде бы была самым высоким зданием в Анкиде! Вот на нее я бы полюбовался!
– Ворота Донасдогама выше, – уверил даку Син.
– Ты ничего не понимаешь, – отмахнулся с хитрой улыбкой Касасам. – Ворота Донасдогама построены в яме!
– Я был бы счастлив, если бы они вовсе провалились сквозь землю, – прошептал Син. – Оглянись! Видишь, сколько беженцев? Куда они идут? Идти уже некуда!
– В Фиденту, – пожал плечами Аменс. – В Ардуус, в Лапис! Да хоть на север!
– Некуда, – покачал головой Син и добавил: – Ночевку сделаем в предгорьях. В деревнях вставать не будем.
– Потеряем половину дня, – предупредил Литус.
– У нас еще есть время, – ответил Син.
…Отряд подошел к Утису вечером второго дня. Здесь, на слиянии рек Му и Малиту, Утис был самым большим городом. Самым древним и маленьким – Кирум. Самым высоким – Фидента. Самым протяженным, пусть и низким, состоящим из множества крохотных усадеб и домиков, Утис. Хотя и замок в Утисе тоже имелся. Но он стоял так же, как и в Фиденте, чуть в стороне. Лепился к высокому берегу Му чуть выше слияния рек. Светлая Пустошь подступала почти вплотную. Выкатывала мутной стеной из-за реки, из-за Кирума и словно тянулась туманными пластами к крайним улицам.
– Успели, – пробормотал Син, сбрасывая плащ. – Снимайте дозорную одежду, нечего мозолить глаза горожанам. Нам к востоку, в гончарную слободу.
– Еще немного, и город будет сожран, – проговорил Литус и оглянулся, нашел взглядом Лаву.
– Я здесь, – ответила она ему неслышно.
– Всегда, когда мне становится невмоготу, я думаю о том, что чувствовали воины Лигурры, которые смотрели на войско Лучезарного, – обернулся Син, направляя лошадь в улицу, ведущую к близким домикам, карабкающимся на заснеженные увалы. – И мне становится легче. Они могли бы позавидовать нам.
– Они свою битву уже выдержали, – не согласился Литус.
– И мы выдержим, – уверенно бросил Син. – А если нет, то пристыдить нас будет некому. А вон и тот дом, который нам нужен. Крайний, на обрыве. Из трубы идет дым, значит, там кто-то есть. Интересно, кто нас может ждать?
Син и его спутники спешились еще за пару сотен шагов до дома. Из-за высокого забора, за которым, и это Лаву обрадовало, можно будет скрыть и лошадей, и ее упражнения с оружием, торчал только конек низкой, но вроде бы просторной избушки. Син подвел лошадь к воротам и постучал. Где-то скрипнула дверь, и робкий, как будто знакомый, девичий голос спросил:
– Кого нужно?
