– Кто ты? – спросил его в один из первых осмысленных дней Игнис.
– Старик, – ответил тот. – Нет, когда я начал служить тут, я еще не был стариком. Но время – это такая пакость… Оно распоряжается нашими телами без нашего на то согласия! Ужас что такое…
– Как тебя зовут? – спросил Игнис.
– Падалью, – ответил старик. – Звали падалью и зовут падалью. И будут звать, потому что падаль я и есть.
Он говорил так, что Игнис понял: не врет. Вроде бы не врет. Или врет?
– А как тебя звала мать? – спросил Игнис.
– Мать, – замер, оцепенел старик. Долго так стоял, если бы поднял одну ногу, наверное, напомнил бы собой серую болотную птицу. Но ногу старик не поднял, захихикал тихо и мерзко и вдруг прошептал: – Мать звала меня Намтар. Но я уже почти забыл это имя. И мать забыл. Только ты называй меня как все – стариком или падалью. Если будешь называть меня Намтаром, я умру. Это имя как острый нож.
– Что мне делать, старик? – спросил Игнис.
– Жить хочешь? – участливо спросил тот.
– Все хотят, – попробовал пожать плечами Игнис. Не получилось.
– Это точно, – задумался старик. – Тогда живи пока. Ешь. Пей. Сдерживай себя, если кто-то будет тебя злить или мучить. Жди своего часа. Своего мига. Он каждому дается. Каждому.
– А если мне он уже давался? – спросил Игнис.
– Нет, – покачал головой старик. – Ты бы почувствовал. Долги чувствуешь за собой?
– Долги? – задумался Игнис. Вспомнил сразу Ирис. Бетулу. Виксеру. Катту. Регину Нимис. Снова Ирис. Всю свою семью. Алиуса Алитера. Уву. Процеллу. Биберу. Литуса Тацита. Сина. Пусиллуса. Аквуилуса. Моллиса. И еще многих, многих и многих…
– Чувствую, – ответил старику.
– Значит, еще не давался, жди, – кивнул тот. – Но и в порядок себя приводи. Посмотри, ноги отекли. Отвяжи тебя сейчас, и шагу не сделаешь. Как будешь убегать?
– А доведется убегать? – спросил Игнис.
– Не убегать, так на казнь идти, все ноги понадобятся, – пробурчал старик. – Или хочешь, чтобы тебя, как дерьмо, в ведре принесли? Смотри… Эти могут… Я не буду привязывать тебя ниже пояса. Ты ведь не дурачок? Да?
Дурачок, сказал сам себе Игнис. И повторил много раз – дурачок, дурачок, дурачок. А потом начал приводить себя в порядок. Напрягал руки и живот. Так что покрывался потом. Потом поднимал ноги. По одной, вместе. По одной, вместе. Сначала до высоты пояса, потом – выше. Через неделю мог поднять и коснуться ногами стены над головой. Веревки резали руки, поэтому Игнис их выворачивал и держался за костыли.
– Не трать время, – советовал ему старик, стирая с тела рогожей пот. – Веревки не перетрешь. Со стальной ниткой они. А узлы так сделаны, что всякий умник, который захочет их развязать, пальцев лишится. Магия! Сам Великий Мастер Ордена Солнца – Сол Нубилум их вязал! Развязать нельзя, потому что больно. А будешь рубить – звоночек зазвенит. Тут сразу же вся тайная служба Ардууса соберется. Вместе с этим мерзавцем Алкусом, что приглядывает за тобой. Давай, парень, лучше работай над телом. И дух укрепляй. Я на тебя смотрю и радуюсь. Молодость. Вот она какая, молодость…
…К сожалению, приходил не только старик. Каждый день заявлялся Алкус Рудус, всегда пьяный, всегда готовый похвастаться, что пока у него только два десятка воинов, но скоро он будет мастером тайной службы всего Ардууса или даже воеводой, и тогда он покажет, что такое Алкус! Всем покажет! Несколько раз вместе с Алкусом появлялся старый знакомый Игниса – Зелус. Судя по зеленоватому балахону, на котором постоянно были видны потеки крови, Зелус нашел себя в инквизиции. Всякий раз, заходя в каземат, Зелус начинал хохотать, затем подходил и, вытащив нож, резал Игнису живот. Не глубоко, а так, чтобы набухла красная полоса. Царапал лезвием. Выводил какие-то знаки. И шептал, что скоро, скоро придет час. И он, Зелус, за свое старание уже назначен инквизитором, который вскроет принцу Лаписа живот и вывалит его потроха на ледяные камни Ардууса. И что это будет самым счастливым днем в жизни Зелуса. А потом он отходил от Игниса на шаг, убирал нож и начинал с остервенением молотить принца кулаками и ногами в живот, в ноги, в пах, в колени, в грудь. И Алкус, который таращился рядом и пускал слюну, подскакивал и тоже принимался бить узника, а Игнис стискивал зубы и только изгибался, пытаясь уберечь чресла, и шептал про себя неслышно:
– Только не отвечать, только не отвечать!
После четвертой выходки Зелуса, когда тот смог допрыгнуть до лица и разбил Игнису нос, губы и подбил оба глаза, старик принес какие-то мази, обработал раны принца и хмуро проскрипел:
– Ты бесчувственный, что ли? Зачем терпел? А если бы тебя покалечили? Ладно. Не волнуйся. Алкус к тебе больше не войдет. Схлопотал сотню плетей, неделю будет отлеживаться. А Зелус получил внушение от самого Пуруса. Трясется теперь от страха. Ты ж лакомый кусочек. Получилось так, что он вроде пытался с блюда самого императора утащить кусочек!
– Это правда, что он будет меня резать? – спросил Игнис.
– Правда, – ответил после долгой паузы старик. – Если дойдет до того, конечно. Он недавно в Ардуусе, но уже прижился. Стал любимчиком Энимала. У
