мясом, с маслом, но все равно – каша. И не в том дело, что ты мало знаешь, знаешь ты как раз много, и умеешь немало, но все это свалено в тебя кучей, да еще и перемешано, и перепутано. Такое ощущение, что дом построен начиная с крыши!
– Однако построен, – огрызалась Лава. – И крыша не протекает.
– Не протекает, – усмехался Литус. – Зато двери устроены не на первом этаже, а на втором, и, открыв любую из них, ты рискуешь сломать шею.
– И все-таки дом не только построен, но в нем даже два этажа! – продолжила яркое сравнение Лава. – С какого этажа надо начинать перестройку?
– С фундамента, – твердо сказал Литус и первый урок начал как раз у стога, в уютную пещерку в котором Лава забралась уже в темноте, взмыленная и уже нисколько не озабоченная своим возможным запахом и чем-то подобным. Во всяком случае, ей было чем занять голову. Хотя бы тем, что в одном она убедилась точно – ее словно обучили неизвестному языку, добились того, чтобы она бойко произносила незнакомые слова, но не потрудились объяснить, что эти слова обозначают. Как раз разъяснением и занялся Литус, предупредив, правда, что Лава сможет считать себя хотя бы средним мастером только тогда, когда эти объяснения забудет или вовсе выкинет из головы.
– Как это? – не поняла Лава, потирая заработанные после очередного занятия синяки.
– Как в языке, – объяснил Литус. – Тебя учат говорить на незнакомом языке. Объясняют смысл слов, затверживают с тобой фразы, поправляют то, как ты произносишь непривычные звуки, но ты поднимешься в искусстве толмачества на первую ступень только тогда, когда перестанешь переводить в голове каждую фразу с родного языка на чужой. Когда начнешь думать на чужом языке.
– Как же мне начать думать на чужом языке, имея в виду фехтование? – не поняла Лава.
– В фехтовании как раз думать не надо, – опять начал говорить непонятные слова Литус. – Нужно научиться дышать, видеть и слышать.
«Интересно, – подумала тогда Лава, – а что же я делала до сих пор? Не дышала, не видела и не слышала?»
– Что ты будешь делать, когда найдешь того, кто выковал эту чешуйку? – спросила Литуса Лава, когда долгий и утомительный путь стал как будто привычным, легкий морозец уже казался оттепелью, а за течением Азу, к которой вновь вышли путники, показались башни Эбаббара.
– Найду того, кто заказал ему ее, – ответил Литус.
– А потом? – спросила Лава.
– Убью его, – сказал Литус.
– А потом? – не отставала Лава.
– Не думал об этом, – признался Литус, – но я ищу его уже давно и, надеюсь, скоро найду. А тебе зачем?
– Да вот думаю, – призналась Лава, – успеешь ли ты сделать из меня хотя бы сносного фехтовальщика, если найдешь нужного кузнеца в Эбаббаре?
– Сносного вряд ли, а хорошего вполне, – твердо пообещал Литус. – Я же не переучиваю тебя? Я упорядочиваю.
…Упорядочивание отложилось на два дня. Парома у Эбаббара не было, а приличная барка нашлась в нахоритской деревне едва ли не на полпути к Турше, да и та была вытащена на берег и приготовлена к зиме. Но монеты сделали свое дело, и на третий день Литус и Лава сошли на Эбаббарскую пристань. Правда, предварительно натерли лица соком какой-то едкой травы, что сделало узколицего Литуса широкомордым здоровяком, а уж что сделало с Лавой, та могла только догадываться, ощупывая странно вспухшее лицо пальцами и ловя тайные усмешки спутника.
– Не понимаю, – стала она вполголоса возмущаться, поднимаясь вслед за Литусом вверх по безлюдной в это время года одной из эбаббарских улиц. – Какой смысл был мазать лицо мне? Неужели кто-то может узнать дочь Кастора Арундо в черноволосом мальчишке? У меня нет знакомых в Эбаббаре!
– Могут появиться, – объяснил ей Литус. – Так пусть они, если им придет в голову такая блажь, ищут круглолицых знакомцев, а не нас с тобой.
– Ты собираешься здесь… натворить дел? – осторожно поинтересовалась Лава.
– Не исключаю такого поворота событий, – задумался Литус. – Но уж лошадей нам продать придется точно. И лучше это сделать, пока полнота не сошла с наших лиц. То есть или сегодня, или завтра.
– Обязательно? – с грустью потрепала своего мула по морде Лава.
– Да, – кивнул Литус. – Там, куда мы направимся вскоре, лошади нам не пригодятся. Да и не та это скотинка, о которой следовало бы жалеть.
– А куда мы… – начала Лава, но тут же замолчала, потому что Литус прижал палец к губам. Мимо них, цокая копытами по заледеневшей мостовой, промчался эскорт из двух десятков всадников. Мечи у них были в ножнах, но у каждого имелось в руке копье, как будто вымазанное уже подсохшей гнилью.
– Сигнум Белуа, – прошептал Литус, когда эскорт удалился. – И его воины. Кажется, расширение Светлой Пустоши не принесло облегчения в его жизнь.
– Я не узнала его, – покачала головой Лава.
– Не узнал, – поправил ее Литус. – Даже когда нас никто не слышит, говори о себе как о Теребе. Тогда в нужный момент ты не оговоришься и не подвергнешь нас опасности. Поняла?
– Понял, – угрюмо кивнула Лава.
– Хорошо, – кивнул Литус. – Мы пришли, кстати.
