– У тебя хорошая лошадь, Туррис, – подал голос Орс, поглаживая морду своей коняги. – Но пятьдесят лиг в день – многовато под моим весом. Тем более поднимаясь вверх в горы.
– Зато спускаться будет легче, – скривила губы Туррис. – А если моя лошадь устанет, тебе придется пробежаться. Или похудеть!
– Похудею, – с готовностью отозвался Орс. – Но сначала все-таки надо поесть. А то дооткладывали завтрак. Считай, что уже и обед пропускаем! К тому же холодно! И солнце сияет, смотреть больно. Значит, мороз только усилится. А у меня куртка короткая, и рукава. И порты!
Все, кто был вокруг, глазели на укрепления, но кто кроме Камы их не видел? А вот такого великана, как Орс, не видел никто. И если стражники на вратах только хмыкнули, прочитав в ярлыке – Орс Маленький, то прочие беженцы, да и воины Раппу, на стенах качали головой и улыбались, словно именно такой великан и мог спасти Раппу и всю Анкиду от неведомого врага. Разве только за второй стеной, на площади, среди воинов Раппу, что усердно махали мечами, разгоняя жир и слабость в суставах, обнаружилась особа, лишь на голову ниже Орса. Судя по грозному рыку, что то и дело раздавался из ее груди, да по сверкающим доспехам, именно она заправляла всем собравшимся у стен замка воинством.
– Дочь короля Эбаббара – Флавуса Белуа, – объяснила Туррис. – Принцесса или герцогиня, как там, не разберешь теперь, Раппу. Жена бывшего принца, нынешнего герцога – Лентуса. Хотя говорят, что это не Лентус женился, а она женилась на принце. Но родила ему уже двоих сыновей, и живут они, по слухам, счастливо. Хотя кто будет править после того, как королева Рима Нимис состарится и умрет, – ни у кого сомнений не возникает.
– Я ее знаю, – проговорила Кама и вдруг побледнела, приложила к глазам ладонь, прищурилась, вышла из потока, ползущего к следующим воротам, и быстрым шагом пошла в сторону воительницы. Сразу двое воинов бросились ей наперерез, но Кама вывернулась из их рук и закричала едва ли не на всю площадь: – Субула!
– Стоять! – рявкнула на воинов воительница и шагнула к Каме. – Я тебя знаю, старушка?
– Надо поливать стены водой, – процедила Кама сквозь стиснутые зубы, чтобы потом почти перейти на крик. – И скалы поливать водой! Везде, где только можно! Чтобы лед покрывал все!
– Что ты хочешь сказать? – сделала еще шаг вперед воительница, поднимая руку вверх, потому что ее воины все-таки вцепились в Каму, удерживая меч девчонки в ножнах.
– Они как тараканы, – ответила Кама и протянула руку вверх, против солнца, туда, где по серым, лишь слегка прикрытым снегом скалам подбирались к башням замка черные, крохотные тени. – Гахи!
Глава 18
Кирум
Его словно окунули в масло. Оно забило глаза, уши, нос, проникло в рот, окутало каждую полость внутри тела, наполнило его и начало литься наружу – из тех же глаз, ушей, носа, рта, и при всем при этом он продолжал видеть и дышать, хотя не забиться в удушье стоило скрипа в стиснутых зубах. Вокруг двигалось, шевелилось, колыхалось что-то живое и ужасное. Настолько ужасное, что оно манило в себя, звало, сулило облегчение и блаженство. Бибера? Где ты, Бибера, на которую не действует магия? Процелла? Смешная девчонка, которая всегда смотрела на старшего двоюродного брата с открытым ртом и восхищенными, вытаращенными глазами! Где ты? Почему он видит только Ирис? Впереди его правит лошадью Ирис. Рядом с ним правит лошадью тоже Ирис. Почему? Она ведь осталась в Тиморе? И почему она… почему они обе смотрят на него? И куда он правит коня? Что он собирается делать? Что он один собирается сделать с тем, что затопило, переплело, опустило в смрад всю его землю?
– Тихо.
Это Процелла. Не Ирис, а Процелла. Она приблизилась, ее лошадь идет бок о бок с лошадью Игниса. Ее нога трется о ногу Игниса. И она сама – смешная, с закинутым за спину деревянным мечом, наклонилась и держит Игниса за руку. И выражение ужаса на ее лице сменяется облегчением и слезами.
– Ну ты что? – рассмеялся Игнис. – Чего испугалась?
– Тебя, – призналась Процелла. – Ты… изменился. Сейчас уже нет, а стоило нам въехать в эту мерзость, как ты перестал быть самим собой. Стал похож на мертвеца. И мне показалось… Мне показалось, будто у тебя нет глаз, только чернота вместо них, и дым изо рта, и дым за спиной… Будто крылья…
– Будь у него крылья, он бы взлетел и посмотрел, куда нам держать путь, – донесся голос Биберы.
– На юг, – нашел взглядом спутницу Игнис. – Вдоль края Светлой Пустоши – на юг. Ты видишь край?
– Вижу, – махнула рукой Бибера, и Игнис и сам увидел край поганого места. Увидел ясно. Так, словно стоял на выжженной степи, и рядом, в десяти – двадцати шагах, выделялся край пожарища, пепелища, прибитого дождем. Но там, на самом краю, томилось спящее пламя, тлело, вздымало к небу струйки дыма и продолжало медленно, но неумолимо пожирать землю Шеннаара и ползти к востоку. К востоку и во все стороны.
– Огонь? – спросил Игнис.
– Ты видишь огонь? – испуганно прошептала Процелла. – А мне кажется, будто плесень расползается по земле. Вон – ее край. За ним, словно за кривым стеклом, – снег, холмы. А здесь тоже снег. Только он перемешан с плесенью.
– Нет ни плесени, ни огня, – обернулась Бибера. – Уж поверьте мне. Но магии здесь столько, что она звенит в воздухе. Она и в самом деле на меня не действует, но я ее вижу. Я ее слышу. Я ее чувствую. Пока Процелла не приблизилась к тебе, принц, я даже тебя с трудом могла разглядеть. Ты словно
