– Нет, – скривился Литус. – Но скоро. Я надеюсь, что скоро.
– А как ее зовут? – тут же прозвучал следующий вопрос.
– Лава, – ответил Литус.
– Лава? – оживилась Ува. – Я же ее везде ищу! Она обязательно должна мне рассказать про мою маму – Фламму! А еще я ищу Каму! И она должна мне будет рассказать про мою маму!
– Может быть, Кама тоже окажется здесь, – кивнул Литус и посмотрел на Ирис. – Не грусти, скоро здесь будет и Игнис. Можешь занять ему место.
– Откуда ты знаешь? – побледнела Ирис.
– Знаю, – ответил Литус. – Я… иногда вижу всех их во сне. Нужно просто немного подождать.
– А мне кому занять место? – надула губы Ува. – Может быть, Каме?
– А тебе пока никому, – развел руками Литус. – Однако я тебя обрадую, Ува. Скорее всего, через недельку или через две здесь окажутся твои родные.
– Родные? – оживилась Ува. – А кто они?
– А разве ты не знаешь? – спросил Литус. – А как же король Тимора? Он ведь твой брат. И не только он. У тебя даже есть сестра, Бакка. Если я не ошибаюсь, ей сейчас примерно шестнадцать лет. Кроме них, у тебя есть еще один брат – так он король Обстинара. И еще – два его брата – тоже твои братья. А его дядя, которого зовут Соллерс и который служит воеводой Тимора, – он и твой дядя тоже.
– Вот это да! – восторженно замахала руками Ува. – У меня два брата и оба короли! Разве такое бывает?
– Бывает и не такое, – проговорил Литус и шагнул к пологу, чтобы принять поднос с угощением.
– Вы нам очень помогли, – сказал он Ирис. – Теперь строительство пойдет быстрее.
Она хлебнула горячего напитка, оглянулась, как будто старалась запомнить все, что видит вокруг, хотя, что она видела – пустые лежаки, предназначенные для дорогих людей, спросила Литуса:
– Это поможет? Для чего это нужно?
– Для нас, – ответил Литус. – Больше ни для чего.
Он вышел из шатра, поднялся на край холма и оглянулся. К холму ползли по заснеженной равнине груженые подводы, обратно уходили пустые. Полоса чистой земли вокруг холма увеличилась со ста шагов до лиги и должна была вырасти еще. Уже несколько дней ни одна мерзость не приближалась к холму. Ей было некогда. Она усердно вгрызалась в плоть сущего рядом.
– Эй! – раздался окрик за спиной. – Храмовничек! Подай в сторону! Зацеплю!
Кудлатая лошаденка затаскивала на холм телегу с одним каменным блоком. Блок не казался тяжелым, чего там – обхватывай хоть так, хоть этак, но колеса телеги скрипели, и лошадка явно не радовалась неожиданному подъему. Седой калам подпирал телегу плечом, но дело шло тяжко.
– Сейчас, – кивнул Литус, приладился с другого угла, уперся в ледяную землю, стиснул зубы, и повозка пошла быстрей.
– Спасибо, добрый человек, – оживился возница. – Так-то половчее выходит. А все нужно здесь подсобу поставить, все нужно! Не всякий раз такая каменюка выходит, но случается, да. Она ж только на вид невелика, а как начнешь упираться…
«Да, – подумал Литус. – На вид невелика, а как начнешь упираться… А если не начнешь, то иногда только по скрипу колес…»
Он вошел вслед за повозкой во двор Бараггала, окунулся в шум и гам стройки, в которой уже давно потерялись храмовники и послушники, и только искры седины на головах Павуса или Кадуса, лохматые брови дакита Пеллиса да худые плечи Турбара, которые суетились обычно в самой гуще строительства, подсказывали, что ни одно действие не обходится без их участия. Да и разве могло быть иначе? Кто сохранял Бараггал в последние годы? Кто держался тут в самые черные дни? Ах, вы говорите, что черные дни еще предстоят, что мерзость растет напротив Бараггала так быстро, что никаким башням не угнаться? А вы бы пожили тут несколько лет без солнечного света, вот тогда бы узнали…
«Ничего, – подумал Литус, выходя из тех ворот, что вели в сторону Пира и часовенки. – Вернется из Уманни Амплус, и сразу станет понятно, кто ведет строительство, а кто радуется тому, что прошлому приходит конец. Даже если после него – тьма. Человек устает».
И в этот день, почти как всегда, Литус направился к часовне. Теперь к ней подойти было легче. Уже не чудились потоки крови, бегущие со всех сторон к черному смерчу, на пути которых часовня казалась одиноким утесом. Теперь вокруг нее имелась такая же полоса чистой земли, как вокруг Бараггала. Но Литус уже знал, что воля Энки тут ни при чем, и никто не мог сказать точно, где он обхватил плечи и занялся пламенем, здесь или чуть в стороне? Или на сотню шагов ближе к Пиру? Или ближе к Бараггалу? Да и какая разница, если и часовня, и башни, и даже сам священный холм были священными только в головах у людей?
– Все так, да не только так, – бормотал стареющий на глазах, сгибающийся под наконец добравшимся до него тяжким грузом лет Софус-Намтар. – Да, все в головах, и не совсем здесь, и не совсем так, и непонятно зачем, если все это – только сон. Явь для тебя, даже для меня теперь, для любого, но для бога – это ведь все – только сон. Закончится один сон, начнется другой. Зачем сжигать себя? Зачем обрекать себя на муки? Не проще ли просто проснуться? А? Как думаешь?
Обычно в таких случаях старик застывал на минуту, а потом начинал дрожать и заливаться хохотом. А потом скрипел, откашлявшись:
