– Ну что? – кашлянул Кунж. – Господин советник? Вторую дочку, да мать ее – будете опрашивать?
– Нет, – отряхнул костюм Марцис. – Да и не о чем спрашивать их. Всю магию, что в доме парня обнаружил, я для себя разъяснил. Но к загадке не приблизился. Понимаете, господин Кунж, главное – технология, а мы все занимаемся персоналиями.
– Так может закончить с персоналиями? – поморщился Кунж от напекшего голову солнца. – Если остальных Больб не теребить, то остаются дед Клавдий и мать парня.
– К матери пошли, – поднялся Марцис. – Отложим пока Клавдия. Стариков надо в последнюю очередь слушать, чтобы их науку собственными мыслями не перебить.
10
Дверь в дом Сандры была распахнута настежь, словно хозяйка ждала гостей. Кунж постучал деревянным молотком и, дождавшись невнятного возгласа, шагнул в дом. В отличие от дома Фукса у Сандры было не в пример уютнее. На стенах висели детские рисунки и портрет симпатичного молодого парня с мандолиной в руках. Мебель укрывали салфетки и циновки. Сандра сидела у стола и смотрела в окно на дом сына. Ее большие руки казались прокопченными в дыму и маслянисто поблескивали на белой скатерти, но Кунжа пугали не руки. Еще с первого приезда в деревню он избегал смотреть на лицо Сандры. Оно вызывала дрожь, почти ужас. По отдельности все в ее лице – и прямой большой нос, и тонкие губы, и чуть выкатившиеся глаза с выступающими зрачками, и маленькие веки, и расширяющиеся книзу щеки, и отсутствие морщин на широком словно высеченным из камня лбу, и не менее десятка подбородков за первым крохотным и острым, не вызывало отторжения, но вместе эти черты соединялись в какое-то колдовское заклятье, вызывающее ужас и дрожь. Сандра была по-настоящему страшна. Ее глаза оставались безучастны, но Кунж неожиданно подумал, что если она попытается поселить в них доброту, то в ту же секунду станет страшнее в тысячу раз.
Марцис взглянул на Сандру мельком, как будто видел ее давно и привык к страшному облику, и остановился у портрета.
– Ваш сын?
– Похож, – проскрипела Сандра, затем облизала губы, и Кунж с облегчением убедился, что у нее не раздвоенный язык. – Но это не он. Это Сон Сонг, певец. Он умер до рождения Питера. Задолго до его рождения.
– Вы были знакомы с певцом? – спросил Марцис.
– Нет, – покачала головой Сандра. – Иначе бы он умер от разрыва сердца. Говорят, что в девчонках я была еще страшнее, чем теперь.
Марцис ничего не ответил, только недоуменно поднял брови, сел напротив женщины и коснулся ее руки тонкими пальцами. Она вздрогнула и посмотрела на него с удивлением.
– Я советник Марцис, вашего сына нет больше. Он действительно исчез.
– Я знаю.
Она бросила быстрый взгляд на советника и тут же уставилась на свои руки.
– А мы все еще нет, – вздохнул Марцис. – Мне хотелось бы понять, как это произошло.
– Я… – она нервно сглотнула. – Я не могу ничего сказать.
– Но ведь вы что-то сказали ему? Чего он ждал?
– Ничего, – она помолчала и добавила. – Он не поверил.
Сандра закрыла глаза. Кунж ждал, что из-под крохотных без ресниц век потекут слезы, но слез не оказалось. Марцис принялся рассматривать свои пальцы.
– Как собираетесь жить дальше?
– Как жила, так и буду, – обронила Сандра.
– Почему не плачете? – спросил Марцис.
– А почему я должна плакать? – она посмотрела на советника с вызовом, и Кунж понял, что она и не собиралась плакать. – Я уже давно все выплакала. Когда еще была молода. У зеркала.
– Но ведь Питер ваш сын? – уточнил Марцис.
– Да, – Сандра вздохнула и снова стиснула губы в узкую полоску. – Он мой сын. Кто же еще, если я его родила? И я любила его. Так как могла. Тем более что и он был уродлив по-своему. Он ничего не умел.
– Не согласен, – Марцис продолжал рассматривать пальцы. – Он умел быть добрым, умел любить, помогать людям. Его любили. Я в этом уверен.
– А я нет, – она снова закрыла глаза.
– Отчего вы поссорились? – спросил Марцис.
– Я хотела, чтобы он сошелся с Лизи, – выдохнула Сандра. – Она, конечно, старше его, но очень уж хороша, да и любила его. Я хотела, чтобы у меня был внук или внучка. А он не хотел. Он все пытался разобраться с самим собой.
– Но ведь он решил сойтись с Меной? Или нет? – не понял Марцис.
– Слишком поздно, да и не дала бы мне ее мать заниматься с ребенком.
