Ни слова не сказала.
*
– Твой-то работу ищет, или как?
– Ой, да не говори… Вбил в голову. Учиться дальше хочет.
– На кого?
– На прокурора.
– Чего?
– Знаешь, как говорят? Нашему теляти да волка зьисти…
Сама вчера вбежала, схватила за уши: 'Сейчас на тебя смотрела из окна: какого же красавца я произвела! Только не пропади, сынок, ты в этой жизни… Добейся! Стань кем-нибудь!'
Под разговор с соседкой, доносящийся из сада, размеренно качал бицепсы, глаз не спуская с красной фигуры, мякишем приклеенной к зеркалу. Человек, которого срисовал (за вычетом половых органов) с 'Атласа анатомии', стоял с невозмутимым видом и без кожи. Латинские названия, которыми был окружен, как паутиной, пунктирными линиями соприкасались с мышцами. Были б конечности короче, он уже бы наработал такую у локтя – brachioradialis.
Очень он хотел такую – чтоб вздувалась.
Лом. Вместо 'блинов' колеса вагонетки, прикаченные с территории ремонтных мастерских. Присобачил фиксаторы, чтоб не съезжали. Перехватив штангу, поставил на крашеные половицы и закатил под кружева застеленной кровати.
Вернувшись из сарая, где устроил душ, зачесал кудри и со вздохом уселся за учебник по обществоведению.
Потом увлекся.
…Примитивная неразвитость общественных отношений родового строя обуславливает то положение, когда, как писал Энгельс, 'люди неотличимы друг от друга, они не оторвались еще, по выражению Маркса, от пуповины первобытной общности'.
За окном раздался голос.
Вздрогнув всем корпусом, затрясся в ужасе: 'А-а-а!'
– Чего ты? Это ж я.
– Ну что?
– Ты матери не нукай! Видела сейчас твою Распрекрасную. Засосы свои замазала.
– Какие засосы?
– А после выпускной гулянки вся шейка была – я что, не говорила? Конский хвост навязала. На пляж пошли с девчатами. Хлюпики с ними какие-то из города, студенты вроде.
– Во-первых, не моя…
– Да? С пятого класса сохнешь. Думаешь, матери приятно?
– А во-вторых: ты лучше так не появляйся.
– А то что?
Друга одного чуть не пришиб. Счастье, что успел пригнуться. Гантеля с яблони отбила ветку в белых цветочках.
– Слабонервные какие… Нашу бы вам жизнь. Тогда б что с вами было?
*
Елену встретил, когда шел с матерью и чемоданом. Загорела и выгорела так, что стала, как негатив самой себя. Вспомнилось из хрестоматии про море, которое смеялось, и воротник нейлоновой рубашки, подпертый галстуком, надавил на кадык.
– Какой нарядный он у вас. Чего так рано едешь?
– Вызов пришел.
– А я через неделю. Сдам экзамен, стану витеблянкой!
Кровь ему бросилась в лицо, а мать на прощанье завела: тебе, мол, с медалью, что… Это мы вот после среднего специального наладились. Жар-птицу ухватить за хвост…
– Ухватит, вот увидите. Ведь, правда, Генка? Ни пуха, ни пера!
*
Вернулся через месяц. Выбил из пачки сигарету.
– Там тоже блат.
– А мать что говорила? Протягивай ножки по одежке.
– Главное, письменный отлично, а на устном… – Взялся за высокий лоб. – Все знаю, сказать не могу. Может, врачу мне показаться?
– Какому врачу?
