– И второе, – продолжал Каспиан. – Я хочу знать, почему, вопреки древним обычаям и законам наших владений, вы допускаете позорную торговлю рабами.
– Как же иначе?! – сказал губернатор. – Это важнейшая отрасль экономики! Наше нынешнее процветание целиком зависит от нее.
– Зачем вам рабы?
– Для экспорта, ваше величество. Мы продаем их главным образом в Тархистан, но есть и другие рынки сбыта. Одинокие Острова – крупнейший центр этого промысла.
– Другими словами, – сказал Каспиан, – вам самим она не нужна. Тогда объясните мне, какую выгоду получаете вы от этой торговли, если все деньги загребают такие, как Мопс?
– Вы молоды, ваше величество, – сказал Гумп, пытаясь изобразить нежную отеческую улыбку, – и вам еще не понять всей сложности наших экономических проблем. Но у меня есть статистика, графики…
– Молод я или не молод, – сказал Каспиан, – я, в отличие от вас, знаю работорговлю изнутри. Я не вижу, чтобы она давала Островам мясо или хлеб, пиво или вино, лес или бумагу, книги или коней, лютни или мечи, вообще что-нибудь ценное. Но если бы и давала, ее необходимо запретить.
– Нельзя повернуть историю вспять, – сказал губернатор.
– Вы понимаете, что такое прогресс?
– Мы в Нарнии называем это подлостью, – сказал Каспиан. – Словом, работорговлю я приказываю запретить.
– Я не могу взять на себя такую ответственность, – сказал Гумп.
– Ну, что же, – сказал Каспиан, – другой возьмет. Лорд Берн, подойдите сюда. – И не успел губернатор понять, что происходит, как Берн опустился на одно колено и, вложив свои руки в руки короля, поклялся править Одинокими Островами в согласии с древним законом, обычаем и правом Нарнии. «Хватит с нас губернаторов», – сказал король, и Берн, правитель Островов, стал герцогом.
– Что же до вас, – обратился король к Гумпу, – я прощаю вам долг, если вы и ваши люди сегодня же покинете замок, в котором отныне поселится герцог.
– Нет, вы посудите сами, – вмешался один из секретарей, – чем разыгрывать тут красивые сцены, не поговорить ли по-деловому? Вопрос в том…
– Вопрос в том, – перебил его герцог, – что вы предпочитаете: убраться из замка со всем своим сбродом или ждать, пока мы вас прогоним?
Когда, наконец, все было улажено, Каспиан приказал подать коней, и вместе с Берном, Дринианом и несколькими солдатами поехал в город на невольничий рынок. Это был длинный приземистый сарай возле самой пристани, и происходило там то же самое, что на аукционе – на помосте стоял Мопс и хрипло кричал:
– Господа! Следующий номер – двадцать три! Крестьянин из Теревинфии. Может работать в поле, а также на рудниках и на галерах. Всего двадцать пять лет! Ни одного больного зуба! Силен, как лошадь! Блямц, сними с него рубашку, пусть сами посмотрят. Какие мускулы, а? Железо! А грудь-то, грудь! Начинаем торг. Десять полумесяцев от покупателя в левом углу. Вы, наверное, шутите! Пятнадцать? Восемнадцать полумесяцев за двадцать третий номер. Кто больше? Двадцать! Благодарю вас. Двадцать полумесяцев…
Тут Мопс замолчал и широко раскрыл рот, увидев, что на помост поднимаются солдаты в кольчугах.
– На колени перед королем! – воскликнул герцог.
За стеной, звеня подковами, ржали кони. Многие уже слышали о событиях в замке, и почти все повиновались приказу, а тех, кто не послушался, подтолкнули соседи. Кто-то даже крикнул: «Да здравствует король!»
– Мопс, – сказал Каспиан, – вчера ты оскорбил короля, и по закону ты обречен, но я прощаю тебя, ибо ты не ведал, что творишь. Четверть часа тому назад торговля рабами запрещена во всех владениях Нарнии. Все рабы на этом рынке свободны.
Он поднял руку, сдерживая радостные крики, и спросил:
– Где мои друзья?
– Эта красоточка и молодой человек приятной наружности? – с заискивающей улыбкой спросил Мопс. – Их сразу продали…
– Мы здесь, Каспиан, мы здесь! – закричали Люси и Эдмунд, а Рипичип пропищал из другого угла: «И я тут, ваше величество!» – Оказывается, их хозяева остались на аукционе, чтобы еще поторговаться. Толпа расступилась, давая им дорогу, и они радостно встретились с молодым королем. Тут же подошли два южных купца. К югу от Нарнии и Орландии живет умный, богатый, обходительный, жестокий и древний народ. У них темные лица и длинные бороды, а носят они шелковые одежды и яркие оранжевые тюрбаны. Купцы учтиво поклонились королю, осыпая его цветистыми фразами – о родниках благоденствия, например, которым надлежит оросить сады добродетели и мудрости, – но хотели они, конечно, получить назад деньги.
– Вы совершенно правы, господа, – согласился Каспиан. – Всякий, кто приобрел сегодня раба, получит свои деньги обратно. Мопс, отдай все до последнего гроша.
– Ваше величество, – заскулил Мопс, – вы хотите меня разорить!
– Всю жизнь ты наживался на чужих слезах, – сказал Каспиан. – А что до разорения, лучше быть нищим, чем рабом. Но где же еще один из моих друзей?
– Ой! – вскричал Мопс. – Заберите его поскорее! Рад от него избавиться. Я сбавил цену до пяти полумесяцев, и все равно его никто не купил. На него даже смотреть не хотят. Блямц, приведи сюда Зануду.
Когда Юстэса привели, он действительно выглядел невесело. Неприятно, когда тебя продают, но еще неприятней, когда тебя никто не покупает. Юстэс подошел к Каспиану и сказал:
– Та-ак… Развлекаешься, конечно, когда другие томятся в неволе. А про консула ничего не разузнал. Да чего от тебя ждать!..
Вечером в замке был большой пир, после которого, раскланявшись со всеми и отправляясь спать, Рипичип сказал:
– Завтра начнутся, наконец, настоящие приключения! Однако ни завтра, ни в ближайшие дни приключения не начались, ибо наши герои собирались покинуть все известные земли и моря, а значит – должны были тщательно подготовиться. Корабль разгрузили, вытащили на берег (для этого понадобились катки и восьмерка лошадей), и искуснейшие корабельщики принялись его чинить. Потом его снова спустили на воду и загрузили провизией и водой, запасами на двадцать восемь дней, больше не вошло. Как с огорчением заметил Эдмунд, это давало возможность всего-навсего четыре недели безостановочно плыть на восток.