Двое младших Петрокки были девочки. Обе рыжеватые. Обе с надменными, вытянутыми лицами. Обе в белоснежных чулках и строгих черных платьях, и обе, ясное дело, препротивные. Разница между ними состояла в том, что младшую – видимо, ровесницу Тонино – отличал большой выпуклый лоб, который делал ее лицо даже надменнее, чем у сестры. Возможно, одна из них и была пресловутой Анджеликой, превратившей родного отца в зеленое пугало.
Мальчики в упор разглядывали их, пытаясь решить, которая из двух Анджелика, пока не встретились с надменным, насмешливым взглядом старшей девочки. Она, ясное дело, считала, что это они похожи на шутов гороховых. Но Паоло и Тонино твердо знали, что они, напротив, выглядят щеголями – недаром им в их одежде было так неудобно! – а потому и не подумали обращать на нее внимание. Подождав немного, члены каждой группы принялись беседовать между собой, словно других здесь вовсе не было.
– Которая из них Анджелика? – шепотом спросил Тонино.
– Не знаю, – буркнул Паоло.
– Разве ты не видел их на мосту?
– Никого из них я там не видел. Они все в другой…
Часть красной портьеры отлетела в сторону, и в зал стремительно вошла статная дама.
– Прошу прощения, – сказала она. – Герцог немного задерживается.
Все, кто был в зале, склонили головы и залепетали «ваша светлость», потому что это была герцогиня. Но Паоло и Тонино, хотя тоже наклонили головы, смотрели на нее во все глаза: им очень хотелось знать, какая она из себя. На ней было жесткое сероватое платье, наводившее на мысль о статуе святой, и лицо ее вполне могло быть лицом такой статуи. Оно было белое с восковым оттенком, как если бы герцогиню изваяли из мрамора. Впрочем, Тонино не был уверен, что она так уж похожа на святую. Изогнутые брови саркастически поднимались стрельчатой аркой, а крепко сжатый рот выражал нетерпение. На мгновение Тонино далее показалось, что он чувствует, как это нетерпение – и другие далекие от святости чувства – изливается из-под восковой маски в комнату, словно сильный тяжелый запах.
– Синьор Никколо Монтана? – улыбнулась герцогиня Старому Никколо.
В голосе ее не было и намека на нетерпение, звучало одно величие. «Нет, – подумал про себя Тонино, – просто я начитался всякой всячины». Пристыженный, он наблюдал, как Старый Никколо поклонился герцогине и стал их всех представлять. Герцогиня милостиво кивала. Затем повернулась к Петрокки:
– Синьор Гвидо Петрокки?
Рыжебородый поклонился в грубой, резкой манере. Ничего похожего на светскость Старого Никколо.
– Точно так, ваша светлость. Со мной мой двоюродный брат, доктор Луиджи Петрокки, моя старшая дочь Рената и младшая, Анджелика.
Паоло и Тонино уставились на младшую, разглядывая ее от выпуклого лба до тонких белых ног. Значит, вот она, Анджелика. Она вовсе не выглядела способной учинить какую-то пакость или что-то интересное.
– Полагаю, вам понятно, почему… Красная портьера опять отлетела в сторону.
Тучный мужчина, очень возбужденный на вид, наклонив голову, шагнул к герцогине и схватил ее за рукав:
– Вы непременно должны это видеть, Лукреция! Декорации – сплошной восторг!
Герцогиня повернулась, как, возможно, повернулась бы статуя, – всем корпусом. Брови ее поднялись выше некуда, губы сжались еще крепче.
– Милорд герцог![1] – воскликнула она леденящим тоном.
Тонино уставился на толстяка. Сейчас на нем был немного потертый зеленый бархатный кафтан с большими медными пуговицами. Все остальное полностью совпадало с огромным Мистером-Блистером, который тогда на Корсо мешал представлению Панча и Джуди. Значит, это был-таки герцог Капронский. И ледяной тон герцогини нисколько его не окоротил.
– Вы должны на это посмотреть! – заявил он в состоянии крайнего возбуждения, таща ее за рукав. Он повернулся к Монтана и Петрокки, словно ожидая, что они помогут ему с герцогиней, но тут, видимо, до него дошло, что это вовсе не придворные. – Вы кто?
– Это, – сказала герцогиня (брови ее были все еще высоко подняты, голос выражал терпение), – это Петрокки и Монтана. Они ждут ваших приказаний, милорд.
Герцог ударил себя по лбу широкой, явно влажной ладонью.
– А, будь оно неладно! Так это же наши чудодеи. Мастера заклинаний. Я как раз собирался за вами послать! Значит, вы пришли по поводу этого колдуна, что вонзил свой нож в Капрону? – обратился он к Старому Никколо.
– Милорд! – произнесла герцогиня с каменным лицом.
Но герцог уже оставил ее и, весь светясь и сияя, подлетел к семейству Петрокки. Он крепко пожал руку Гвидо и руку Ренаты. Затем, повернувшись кругом, проделал то же самое со Старым Никколо и Паоло. Паоло тайком вытер руку о штаны, едва лишь герцог отпустил ее.
– Говорят, молодежь у вас такая же умная, как старики, – восторженно трещал герцог. – Потрясающие семьи! Именно такие люди мне нужны. Для моей пьесы, для моей пантомимы. Мы ставим ее здесь на Рождество, и я включил бы в нее два-три настоящих театральных эффекта.
Герцогиня испустила глубокий вздох. Паоло взглянул на ее каменное лицо и подумал, что, должно быть, нелегко иметь дело с таким мужем, как герцог.
А герцог уже наступал на Доменико.
– Вы можете устроить полет ангелов, играющих на трубах? – с жаром спросил он.
Доменико поперхнулся, сглотнул и выдавил из себя слово «иллюзия».
– О, превосходно! – бросил герцог и повернулся к Анджелике Петрокки. – Вам понравится моя коллекция Панчей и Джуди, – сказал он. – Их у меня сотни!
– Как интересно, – надменно обронила Анджелика.
– Милорд, – сказала герцогиня, – эти добрые люди пришли сюда вовсе не затем, чтобы говорить о театре.
– Да? Возможно, возможно, – отозвался герцог, нетерпеливо взмахнув своей широкой рукой. – Но раз уж они здесь, могу же я спросить их и об этом. А? Или не могу? – сказал он, наступая на Старого Никколо.
Старый Никколо проявил исключительное присутствие духа.
– Конечно, ваша светлость. О чем речь? После того как мы обсудим государственные дела, ради чего сюда пришли, мы с радостью примем от вас заказ на любые театральные эффекты, какие только пожелаете.
– И мы тоже, – вставил Гвидо Петрокки, метнув мрачный взгляд поверх головы Старого Никколо.
Герцогиня милостиво улыбнулась Старому Никколо за поддержку, отчего Старый Гвидо стал мрачнее тучи и остановил на герцоге многозначительный взгляд.
Тут до герцога, видимо, кое-что наконец дошло.
– Да-да, – спохватился он. – Займемся лучше делами. Обстоятельства, видите ли, таковы…
– Стол с закусками, – прервала его герцогиня, улыбаясь своей неизменно любезной улыбкой, – накрыт в малом конференц-зале. Если вы и взрослые соблаговолите перейти для беседы туда, я устрою что-нибудь здесь для детей.
Гвидо Петрокки увидел шанс поквитаться со Старым Никколо.
– Ваша светлость, – гаркнул он, – мои дочери душой и телом преданы Капроне. Как и все остальные члены моего дома. У меня нет от них секретов.
Герцог одарил его лучезарной улыбкой:
– И это прекрасно! Но им будет не так скучно, если они останутся здесь.
И сразу все, кроме Паоло, Тонино и двух девчонок Петрокки, стали скопом протискиваться через дверь за красной портьерой.
– Знаете что, – обернулся герцог, сияя, – вы непременно должны прийти на мою пантомиму. Все, все. Она вам понравится! Я отправлю вам билеты. Идемте, Лукреция!
Четверка детей осталась стоять под потолком со сражающимися ангелами.
Мгновение спустя девочки Петрокки прошагали к стоящим у стены стульям и сели. Паоло и Тонино переглянулись и, промаршировав к противоположной стороне комнаты, уселись там. На безопасном расстоянии. Оттуда девчонки Петрокки казались темными кляксами с тонкими белыми ногами и чем-то вроде воздушных шаров на месте головы.
– Жаль, не взял с собой что-нибудь почитать, – сказал Тонино.
Они сидели, зацепившись каблуками за нижнюю перекладину стула и пытаясь быть терпеливыми.
1
Прадед герцога был англоманом. Он издал указ обращаться к нему на английский манер. И к герцогине тоже. С тех пор так и пошло. Сначала при дворе, а потом и в городе.
