До шестнадцатилетнего возраста я ничего не ел по ночам. В джайнском доме это невозможно. Невозможно найти, чего бы поесть, поскольку с заходом солнца всякая еда заканчивается.
Если что-то остается, то раздается нищим; в доме нельзя найти ничего съедобного. Поэтому невозможно украсть или отправиться на кухню, когда родители уснули. Ничего нет, ничего невозможно найти.
В маленькой деревне невозможно выйти из дома - все знают друг друга. Невозможно пойти в ресторан, потому что они немедленно скажут: «Что...!» Они сами могут и не быть джайнами, но они знают, что вы джайн. Они скажут: «Хорошо! Завтра пусть только твой отец пройдет мимо... Так ты начал есть по ночам?» Поэтому даже если вы чувствуете голод, утолить его нет возможности. До шестнадцатилетнего возраста я никогда не ел по ночам.
Когда мне было шестнадцать, вся школа отправилась на пикник в соседний замок - это была очень красивая гора, покрытая джунглями, - и я отправился вместе со всеми. Все школьники из моего класса, исключая меня, были индусами или мусульманами. Я был единственным джайном. Они не позаботились... День был так прекрасен, было так много интересного, на что можно было посмотреть и чем повосхищаться, и поэтому они не позаботились приготовить еду днем.
Они сказали: «Есть будем ночью». Наступала ночь полнолуния, прекрасная река была рядом с замком, и поэтому решили: «Мы будем есть ночью». Ради меня они не собирались готовить днем, а я не мог сказать им: «Я не могу есть ночью». Я подумал, что лучше поголодать, чем становиться посмешищем, они ведь рассмеялись бы и сказали: «Тогда займись приготовлением еды». А я сам никогда ничего не готовил, даже чашки чая.
Даже сейчас я не смогу приготовить чашки чая. На самом деле, я не знаю, где кухня. Я не найду ее, если только кто-нибудь не проводит меня. Я не знаю, где кухня в этом доме. А в своем собственном доме меня вообще не пускали ни на какую кухню. Вот почему я не могу приготовить даже чашки чая. Меня не пускали на кухню, потому что я общался с мусульманами, и индусами, и неприкасаемыми. Мне говорили: «Если ты не изменишь свои привычки...»
Весь дом обычно ел на кухне, а я ел вне кухни; я был изгнанником, поскольку они не могли полагаться на меня, мало ли откуда я мог прийти. С кем я разговаривал, к кому прикасался, они не имели понятия: «Или сейчас же принимай ванну и тогда сможешь войти...» Ну и сколько же раз я должен был принимать ванну? Поэтому я решил так, я сказал: «Хорошо, не будем спорить каждый день. Я буду есть в другом месте, и буду там совершенно счастлив».
Те мальчишки на пикнике приготовили по-настоящему прекрасную еду, и она была еще прекраснее, потому что я был так голоден... и запахи... и они начали уговаривать меня: «Никто не расскажет твоим родителям, обещаем, что никто ничего не будет рассказывать». Я был голоден, а с другой стороны, их еда и то, как они готовили ее, все было по-настоящему восхитительно. Они уговаривали и обещали, и я подумал: «Если все эти люди отправятся в ад, то о чем беспокоиться? Я тоже могу отправиться в ад. Действительно, что без своих друзей я буду делать в раю? Эти джайнские монахи не составят хорошей компании. Они не нравятся мне, и я не очень-то нравлюсь им. Вот эти люди мне нравятся, и все они точно отправятся в ад». Так мне было сказано с самого начала: есть ночью - величайший грех.
Сейчас это выглядит странно... но во времена Махавиры в этом, может быть, был некоторый смысл, ведь в большинстве домов не было света. Люди были так бедны, что ели, бывало, в темноте и могли съесть какое-нибудь насекомое или что-то еще. Махавира беспокоился не о ночи, он беспокоился о том, что люди могли съесть насекомых, муравьев, что-либо живое. В этом была его проблема: если съесть живое, то будет совершен грех. Поэтому, чтобы окончательно закрыть эту проблему, он объявил: «Есть ночью - это грех». Сейчас же по ночам света больше, чем днем, теперь это не проблема. Но священные книги написаны двадцать пять столетий назад, и Махавира захлопнул двери. Ничего нельзя добавить, ничего нельзя отнять. Там окончательное слово.
Поэтому я подумал, что самое большее - это я отправлюсь в ад, но все мои друзья будут там, и они прекрасные повара - так что это стоит того. Поэтому я сказал: «Хорошо». Но до этого момента я не осознавал явления совести. Я поел с ними. Еда была восхитительна, а я был голоден. Целый день лазанья по горе сделал меня более чем голодным. Но где-то глубоко внутри поднялся бунт. Я почувствовал тошноту, и когда я кончил есть, меня вырвало. С пищей было все в порядке, потому что ни у кого другого не было тошноты, не было рвоты; пища не была недоброкачественной. Пока я не выбросил из себя все, я не мог уснуть. Почти полночи ушло у меня на то, чтобы очиститься от этой пищи, и только тогда я смог уснуть.
В тот день я открыл, что тошнота была не из-за пищи, а из-за шестнадцатилетнего вдалбливания идеи о том, что есть ночью - грех. Это было чисто психологическое отравление, не пищевое. И оно было сделано священником, монахами, моими родителями, моим обществом.
Совесть — это полицейский, поставленный внутри вас обществом.
Общество старается контролировать вас и ваше поведение двумя способами: полицейский снаружи, суд снаружи, судья снаружи, тюрьма снаружи - и полицейский внутри, страх наказания, страх ада, Бог - судья, его суд... перед ним ничего нельзя спрятать. Вы будете стоять обнаженными, и все ваши грехи будут написаны на вас. Их невозможно спрятать.
Так что до настоящего времени общество использовало очень тонкую технологию: создать в вас совесть постоянным повторением, что определенные вещи - это грех, а определенные вещи - это добродетель.
Добродетель будет вознаграждена тысячекратно. Здесь вы жертвуете одну рупию, а на небесах получаете вознаграждение в тысячу рупий.
Так они играют на вашей алчности. Это хороший бизнес.
Это почти лотерея - беспроигрышная. Не важно, выпадет или нет ваш номер. Вы даете одну рупию здесь брамину - запомните, не сделайте ошибки. «Брамину, - говорит священная книга. - Отдайте ее брамину, а не кому-нибудь другому», - брамины же и пишут священные книги! Отдайте ее брамину, и все, что вы дадите, в тысячекратном размере получите от Бога на небесах. Так обещает Бог. И брамин будет свидетельствовать перед ним в вашу пользу.
В книгах браминов говорится: «Когда вы жертвуете брамину, смотрите, никогда не давайте старой коровы, которая уже не дает молока». Великолепно! Ведь так и поступают люди в Индии. Когда корова становится очень старой, что с ней делать? Она больше не дает молока. Она больше не приносит телят, из которых можно выращивать коров и быков. Она слишком стара и лежит на вас ненужным грузом. Или отдать ее мяснику... это означало бы, что вы становитесь партнером в убийстве коровы. На самом деле вы главный партнер: если вы не отдадите ее мяснику, он не сможет убить ее. Вы отдали ее мяснику; вы должны будете отвечать за это своим страданием.
Знаете ли вы, что говорят священные книги браминов? Убить корову - почти равносильно убийству десяти браминов.
Убить одного брамина - равносильно убийству десяти человек. Кто же захочет продавать корову мяснику? И с мясника не получишь много денег. Лучший способ - пожертвовать ее брамину. Поэтому люди так и делают.
Брамины знали, что так все и делается. Брамины были в затруднении: они не могут отказываться от жертвы; жертва должна приниматься с благодарностью. Но что же делать с этой старой коровой? Брамин не может продать ее мяснику. Брамин и сам беден. И эти старые коровы со всей деревни начинают скапливаться вокруг него. Поэтому он вынужден был написать в своей священной книге - ясно, что это не слово Божье, зачем Богу беспокоиться о коровах, - что не следует жертвовать брамину именно старых коров. Брамину нужно жертвовать молодую корову, которая дает достаточно молока, тогда вы будете вознаграждены.
Так что эти люди, действующие как посредники между вами и Богом, между вами и небом, на самом деле являются самыми хитрыми людьми.
Они уничтожили самое ценное в вас, ваше сознание. Они перекрыли его слой за слоем. Ваше сознание ушло глубоко вниз; поверх него - слои обусловленности.
Вы спрашиваете: есть ли в моей религии место для греха? Нет.
Грех - это изобретение священника, а я не священник.
Грех - это метод псевдорелигии, а я не мессия, не аватара, не паигамбара. Я не создаю псевдорелигию.
