пользуются почетом. Если мученик страдает, постится по великому поводу, то вы уважаете его. Вы не будете уважать человека, который пирует по великому поводу.
Повод вас не касается, запомните, иначе вам следует уважать также и пиршество, ведь этот человек пирует по великому поводу. Повод вас не касается; повод - вот единственное объяснение. Вас интересует пост: человек способен управлять своим телом.
Махатма Ганди был некоронованным королем Индии по той простой причине, что он был способен мучить себя больше, чем других. По любой ничтожной причине он начинал поститься «до смерти». Каждый его пост был «до смерти», но через три, четыре дня пост прекращался, - были методы для прерывания поста, - и вскоре начинался пир; все было подстроено.
Людей можно обмануть очень легко... Он начинает поститься, а вся страна молится Богу, чтобы он не умер..Все великие лидеры кидаются к его ашраму и молят его остановиться, но он не слушает их, пока его условия не будут выполнены, любые условия — недемократические, диктаторские, идиотские -любые условия.
Например, он постился против доктора Амбедкара, который был главой неприкасаемых. Амбедкар хотел, чтобы неприкасаемые имели свои собственные конституционные институты и своих собственных кандидатов, иначе бы они не были представлены никогда ни в каком парламенте. Кто отдаст свой голос за сапожника? В Индии сапожник является неприкасаемым - кто же отдаст за него свой голос?
Амбедкар был абсолютно прав. Одна четвертая страны была неприкасаемой. Этих людей не допускали в школы, потому что никакие другие ученики не стали бы сидеть рядом с ними, ни один учитель не стал бы учить их. Правительство говорит, что школы открыты, но на самом деле ни один ученик не хочет... Если входит один неприкасаемый, тридцать учеников покидают класс, учитель покидает класс. Ну и как же представлять этих бедных людей — одну четвертую часть страны? Им должны быть предоставлены отдельные конституционные институты, в которых могли бы состоять только они, и только они могли бы голосовать.
Амбедкар был совершенно логичен и совершенно человечен. Но Ганди начал пост, сказав: «Он пытается создать разделение внутри индийского общества». А разделение это уже существует на протяжении десяти тысяч лет. Этот бедный Амбедкар не создавал никакого разделения, он просто говорил, что одна четвертая часть населения страны подвергается мучениям на протяжении тысячелетий. Дайте им хотя бы шанс для развития. Но Ганди сказал: «Пока я жив, я не позволю это го. Они - часть индийского общества, поэтому они не должны иметь отдельной избирательной системы», - и начал пост.
На протяжении двадцати одного дня колебался Амбедкар, но каждый день... давление целой страны. И он начал чувствовать, что если этот старик умрет, то начнется великое кровопролитие. Было ясно - сам он будет убит немедленно, и повсюду, по всей стране, будут убиты миллионы неприкасаемых: «Это из-за тебя умер Ганди». Когда всю эту арифметику, как все это сработает, объяснили ему - «Вы скоро поймете все это, потому что времени осталось немного, он не проживет и трех дней», -Амбедкар заколебался.
Он был совершенно прав; Ганди был совершенно не прав. Но что делать? Должен ли он был рисковать? Он не беспокоился о своей жизни, - если бы убили его одного, все было бы в порядке, - но его волновали те миллионы бедняков, которые ничего не знали о том, что происходит. Их дома были бы сожжены, их женщины были бы изнасилованы, их дети были бы зарезаны. И случилось бы что-то такое, чего не бывало раньше.
Наконец, он был вынужден принять условия. Он отправился к Махатме Ганди, неся в своих руках ему пищу: «Я принимаю ваши условия. Мы не будем просить отдельной избирательной системы и отдельных кандидатов. Пожалуйста, примите этот апельсиновый сок». И Ганди принял апельсиновый сок. Но этот апельсиновый сок, этот один стакан апельсинового сока содержал в себе кровь миллионов людей.
Я встретился с доктором Амбедкаром. Он был одним из самых разумных людей, которых я встречал когда-либо. Но я сказал: «Вы показали свою слабость».
Он сказал: «Вы не понимаете; ситуация была такова, что я знал, что прав, а он не прав, но что поделаешь с этим упрямым стариком? Он собирался умереть, и если бы он умер, ответственность за его смерть пала бы на меня и неприкасаемые пострадали бы».
Я сказал: «Смысл не в этом. Даже идиот мог бы предложить вам такую простую вещь. Вам следовало бы начать смертельный пост. Тем более у вас такой излишний вес!» Он был толстым человеком, раза в четыре или пять толще Ганди. «Если бы вы спросили меня... Простое решение: поставьте еще одну койку рядом с Махатмой Ганди, ложитесь на нее и поститесь до смерти. Пусть тогда посмотрят! Я обещаю вам, что через три дня Ганди примет ваши условия».
Амбедкар сказал: «А вот эта идея никогда не приходила мне на ум».
Я сказал: «Вы дурак, если эта идея не приходила вам на ум! С этой идеей тот человек контролировал целую страну, - а вам она ни разу не пришла на ум. Единственная трудность состояла в том, чтобы начать пост, - особенно для такого человека, как вы: толстого, питающегося по четыре раза в день. Естественно, что вы не могли справиться с этим. Ганди же практиковался в постах на протяжении всей своей жизни, он был опытным в этом деле, а вы не в состоянии пропустить ни одного завтрака».
Он сказал: «Это верно».
Я сказал: «Если бы это касалось меня и он был бы так же нелогичен, то я лег бы, и пусть я умру, ответственность падет на него. Он не допустил бы этого, потому что моя смерть смела бы прочь все его махатмство, всю его ауру, все его лидерство над людьми. Он не позволил бы мне умереть; он принял бы мои условия».
«Но, к сожалению, я неявляюсь неприкасаемым, и в любом случае почему я должен волноваться по поводу вас, двоих идиотов? По мне вы оба идиоты. Вы имеете в своих руках четвертую часть страны и не можете ничего; а этот человек не имеет в своих руках ничего, - но лишь постясь... Он выучил женский трюк. Да, я всю его философию называю женской».
Именно это каждый день делают женщины. Ганди выучился этому, должно быть, от своей жены. В Индий женщины делают это каждый день. Жена будет поститься, не будет ничего есть, она будет лежать. И тогда муж начинает трястись. Может быть, он и прав, но это не имеет значения.
Теперь не имеет значения, прав он или нет; теперь имеет значение убедить ее кушать. Ведь она не ест, дети не едят - и кто, в конце концов, будет готовить? Ему что же, тоже поститься? А дети плачут, они хотят кушать, а жена вот постится, - поэтому вы соглашаетесь на ее условия. Ей нужно новое сари, вы приносите его ей. Сначала вы приносите сари, потом она отправляется на кухню. Это старая индийская стратегия всех женщин в Индии. Ганди выучился этому, наверное, от своей жены и пользовался этим по- настоящему очень умно.
Но человеческий ум обладает одной странностью, которая подчеркивается всяким, кто способен мучить себя.
По какой-то странной причине... Я знаю, в чем состоит эта причина. Причина - ваш собственный страх, - вы не можете делать этого. Вы идете в цирк посмотреть на человека, прыгающего с высоты двадцати метров, обливающего себя спиртом, поджигающего этот спирт. Горящий, он прыгает с высоты в двадцать метров; он падает в маленький бассейн с водой, и вы следите за ним с остановившимся дыханием. В этот момент не дышит никто.
Я наблюдал это, - люди следили за бедным циркачом; я следил за людьми, - мигал ли кто-нибудь, дышал ли кто-нибудь? Нет, никто не мигнул и глазом, все забыли обо всем. Даже бессознательный процесс, идущий автоматически, - вам не нужно мигать, глаз мигает сам; вам не нужно дышать, грудь дышит сама. Но даже автоматические процессы мигания и дыхания попросту останавливаются, вы в благоговейном страхе. Но в этом ничего нет! Все эти двадцать метров рассчитаны. Этот человек постоянно упражняется: рассчитано, что за время этого падения с высоты двадцати метров он не сгорит. И ведь это не керосин, это не бензин, это же чистый спирт. После падения в воду, через секунды огонь исчезает, и человек поднимается наверх. И вот он герой только потому, что вы не можете сделать то же самое. Нужна всего лишь небольшая практика и расчет, сколько времени нужно, чтобы спирт сжег вас: предел времени должен быть меньше этого расчета. И вы должны быть в состоянии прыгнуть.
Я, бывало, любил нырять в реку с пригорков, с железнодорожного моста, ведь железнодорожный мост, пересекающий нашу реку, был самым высоким местом, с которого можно было прыгать. Я работал медленно, начиная с маленьких пригорков и переходя ко все более и более высоким, пока наконец не начал прыгать с моста. Мост постоянно охранялся военными, потому что было это во времена Британской империи,
