конверт. Быстро же она'.
– Вы уезжаете, мсье? – сказала она, протягивая Бриде этот конверт.
– Да.
– Хорошо. Я приготовлю ваш счет.
– Это разве не он? – спросил Бриде, показывая конверт.
– Нет, нет. Это письмо, которое принесли вам сегодня утром.
Бриде почувствовал, что у него сжалось сердце.
– Почему вы не положили его ко мне в отделение?
– Меня попросили передать его вам лично в руки.
Бриде разорвал конверт, но он дрожал так, что вместе с ним разорвал и содержимое. Соединив оба куска, он прочел:
'Государство Франция.
Управление национальной безопасности.
Главная канцелярия.
№ 17/864
Виши, 13 октября 1940 года.
Просим г-на Бриде явиться в Управление национальной безопасности по адресу ул. Лукаса, 18, в четверг 10 часов утра, по касающемуся его вопросу.
К Генеральному директору'.
На красной печати змеилась подпись. Пером, поперек листа, было написано и подчеркнуто слово 'Повестка'.
– Вот ваш счет, – сказала хозяйка.
Бриде с удивлением посмотрел на длинный листок квитанции, который ему протянули. Пока он читал повестку, хозяйка села за стол. Она отыскала перо, раскрыла пузырек чернил, сверила записи в книгах, составила список услуг, на отдельном листке произвела вычисления, записала результат в квитанцию. Она встала из-за стола, она принесла ему этот счет. Она сделала все это, а он этого даже не заметил.
Бриде расплатился и вышел. Серые тучи, наседая друг на друга, закрывали небо. Было восемь часов с половиной. Улицы были пустынны. Словно бы накануне был праздник. Вокруг оркестровой сцены еще в беспорядке стояли стулья. Среди них были те, что стояли в одиночестве под каким-нибудь деревом, некоторые были опрокинуты, другие стояли сразу по пять-шесть, или по два, напоминая то кружок старых дам, то пару влюбленных. Бриде услышал пение. Молодые люди, в униформах, но без оружия, проходили строем с высоко вскинутыми, как при оскорбленном самолюбии, головами. Слово 'надежда', не переставая, слетало с их уст.
В течение нескольких минут Бриде шагал прямо, ни о чем не думая, словно бы ничего не произошло, на манер совершенно естественный, как случается при инстинктивной реакции на боль и страдание, которая заставляет нас, как можно дольше, скрывать наши чувства.
Затем он остановился и снова прочел повестку. 'Ну, вот и все… – пробормотал он. – Ну, вот и все. Они скажут, что я пытался получить бумаги обманным путем. Они арестуют меня. Теперь-то у них есть повод. Я и сам чувствовал, что не должен был этого делать. Как только мог я хотя бы на миг подумать, что смогу их облапошить! Они должно быть просто в бешенстве! Этот бородач Руане и нанес решающий удар. Он наверняка действовал в сговоре с Бассоном. Все было подстроено, и я, как идиот, попал в ловушку. Весь мой голлизм вылез наголо'.
Мимо Бриде снова промаршировал уже встретившийся ему отряд. Офицер его был настолько уверен в совершенстве выправки своих подопечных, что даже не оглядывался на них.
В этот момент у Бриде появилось чувство, что его было не в чем упрекнуть. Его защита была проста. Он вел себя искренне. Он не думал совершать что-либо плохого. Он скажет в Министерстве безопасности, что как раз собирался повидать Бассона. Это имя произведет определенный эффект. Он скажет, что мсье Руане сам его пригласил, что тот первый завел разговор о визе. У него и мысли не могло возникнуть, что мсье Руане мог превысить свои полномочия. Он скажет: 'Я не знал. Не мог же я, в самом деле, заподозрить государственного служащего'.
Отметив, что за ним не следили, Бриде подумал, что он все так же свободен в своих действиях. Он вполне мог не получить этой повестки, или не подчиниться. Ведь и вправду, не спроси он на выходе хозяйку, та не смогла бы ему ее передать. Ничто еще не мешало отъезду. Он вполне мог сесть в первый же транспорт до Сан-Жермен-де-Фоссе и исчезнуть.
Уверенность начинала возвращаться к нему. Что доказывало, что этот 'касающийся его вопрос' предвещал опасность? Напротив, это могло быть радостное известие. Было решено поручить ему миссию. У него хотели только что-то уточнить. Против него ничего не имелось, ничего написанного, ничего вещественного. К тому же, он ничего и не сделал. Он говорил когда-то, немалому количеству людей, что хотел примкнуть к Голлю, но тогда следовало арестовать и всех тех, кто говорил то же самое… Зато с тех пор, как он здесь, он достаточно сказал о своем восхищении Маршалом. Он, может быть, даже несколько переборщил в тот день, когда сказал Лавессеру, что боготворит его.
Допустим, что кое-кто и был в курсе прочих его высказываний, однако не было никаких оснований доверять им более чем нынешним. Все, что могли ему сделать, это выразить недоверие, держать на дистанции. В конце концов, его могли вызвать, чтобы сообщить, что не могли дать ему визы. Ему скажут, что, поразмыслив, сочли его отъезд несвоевременным. Слово 'несвоевременный' было в большом ходу в это время. В вежливой форме оно выражало твердость, которая неимоверно нравилась вишистским властям.
Глава 8
Ровно в десять часов Бриде был на улице Лукаса. Он передумал оставлять чемодан в кафе у автобусной станции на тот случай, что если за ним следили, то не подумали, что он хотел ослушаться повестки. Он доверил его торговцу, который, кстати, не без сопротивления согласился принять чемодан.
Улица Лукаса находилась близ отеля 'Дю Парк'. Трудно было представить улицу более мирную. На ней не было видно ни одной лавки. Напротив того, при входе чуть ли не каждое здание красовалась врачебная вывеска. Бриде стоило большого труда отыскать Канцелярию Национальной безопасности. Снаружи никаких видимых признаков. В подъезде тоже. Бриде открыл застекленную дверь, которая вела в просторный зал, по центру которого возвышалась парадная лестница. На медный шар края поручня была подвешена картонка. На ней было написано 'Национальная безопасность', но не указан этаж.
Поскольку не было похоже, чтобы здесь был вахтер, Бриде вошел и постучал в окно, выходившее во двор. 'Да, это в духе чиновников, – подумал он. – Эти господа считают себя необходимыми. Ведь без них не обойтись, не правда ли? Если кто хочет их видеть, то тому не остается ничего, как потрудиться их отыскать. Сами уж они не побеспокоятся'.
Отделение Национальной безопасности разместилось в квартире на антресолях. Лишь часы приема были указаны на дверях. Бриде позвонил. Казалось смешным, но от того, что на дверях не было приглашения входить без стука, ему стало неуютно. Никто не отвечал. Он повернул ручку и очутился в вестибюле, меблировка которого состояла из стола светлого дерева и стула для служащего. Последнего не было на месте. Бриде прочитал слово 'Разведка'. Постучал в одну из дверей.
– Войдите, – крикнули оттуда.
Он оказался в присутствии четырех мужчин, каждый из которых сидел за своим небольшим столом. Ему показалось, что он прервал разговор. Они изучали его. Бриде подошел к тому,
