ЗАПИСКИ Д’АРШИАКА МОСКВА

антиправительственных эпиграмм Пушкина! Венеция, Равенна – и бессарабские степи. Герб первой аристократической фамилии Великобритании – и обедневший род Пушкиных, лишенный всякого политического значения. Наконец, какой жест, достойный античной трагедии, смерть Байрона в Греции – и весь этот нелепый великосветский скандал с непонятной и ненужной дуэлью, о которой петербургские салоны будут шуметь целых две недели…

Здесь я не выдержал.

– Вы ошибаетесь, на меня смерть Пушкина также производит впечатление эпилога из античной трагедии.

– Вы рассуждаете, как иностранец, дорогой виконт…

– Мне кажется, именно так должен был бы рассуждать каждый русский.

Неожиданно курьер посольства доложил:

– Вестовой от командира кавалергардского полка.

Через минуту статный ефрейтор вручил Жоржу приказ барона Грюнвальда: состоять поручику Геккерну впредь до особых распоряжений под домашним арестом.

Таким образом военный суд через несколько часов после выстрела д'Антеса уже вступал в свои права. Предсмертная драма поэта становилась достоянием презусов, асессоров и аудиторов при особом трибунале конной гвардии.

XIV

На следующий день с утра весь город был взволнован известием, что Пушкин умирает от пистолетной раны, полученной на дуэли. Петербургское общество было глубоко взбудоражено. Сразу обнаружились сложные сплетения различных политических течений, боровшихся вокруг имени и личности знаменитого русского писателя. Уже в этот день начали раздаваться голоса, особенно явственно прозвучавшие над раскрытым гробом поэта. Несколько гостиных, по словам Вяземского, сразу сделали из него предмет своих партийных интересов и споров.

297

В этот день Барант решил отправить меня курьером в Париж. Он виделся днем с Виельгорским и Тургеневым. Ему стало известно, что царь отклонил просьбу умирающего Пушкина о прощении Данзаса. Предстоящий военный суд мог в той или иной степени коснуться меня хотя бы как свидетеля. Посланник считал необходимым ускорить мой отъезд за границу.

От друзей Пушкина Барант узнал подробности медленной агонии поэта. Лед, опиум и пиявки, слегка ослабляя местную боль, были бессильны избавить умирающего от невыносимых страданий. Тяжелые тошноты и чувство невыразимой тоски угнетали его. Поздней ночью внутренние боли достигли такой невероятной силы, что железная воля Пушкина была сломлена, и жеетокие стоны огласили впервые его кабинет. К утру он снова успокоился и пожелал проститься с детьми и женой. Днем он попросил к себе Карамзину и расстался с ней, как с матерью. Весь день он был спокоен, но положение его оставалось безнадежным. Врачи не могли поручиться за следующий день.

Мне вспомнилась наша летняя беседа с Пушкиным о дуэли и смерти Армана Карреля. Обстоятельства обоих поединков были во многом разительно схожи. В памяти моей возникала хвала поэта нашему публицисту за то, что он погиб как боец и герой, смело открыв лицо огню своего противника. «Мужественный характер, славная смерть», – слышались мне слова Пушкина.

Вечером я поехал в английское посольство, чтоб сговориться о совместном отъезде с лондонским курьером. Выяснилось, что в Петербурге мне оставалось прожить не больше четырех дней. Поздно вечером я возвращался домой. На Невском у дома нидерландского посольства я увидел отряд конных жандармов и пешей полиции. Голландского посланника оберегали от народного гнева.

Кучер повез меня набережной Мойки. У знакомого дома за Певческим мостом я увидел кучки людей, тревожно о чем-то перешептывавшихся. Сквозь портьеры местами пробивался бледный свет. Я вспомнил, что за этими окнами медленно гас носитель одного великого имени. Впервые в жизни я с такою силой ощутил веяние смерти и словно расслышал явственные шаги истории.

Но и другое волновало меня: я не мог уйти от по-

298

следнего печального взгляда Пушкина, долгого и страдальческого, я не мог забыть беспомощный жест его ослабевшей руки. Образ смертельно раненного человека, безропотно принимающего приговор судьбы, стоял передо мной мучительным видением, когда сани медленно увозили меня от высокого и пасмурного дома, где в предсмертной тоске метался умирающий поэт.

ИЗ КАМЕР-ФУРЬЕРСКОГО ЖУРНАЛА 28 января.

Тридцать пять минут восьмого часа в концертном зале, в присутствии высочайших и приглашенных обоего пола особ, представлены были на поставленной театральной сцене вначале немецкими актерами комедия «Lewandschatz ung», а после того французскими актерами водевиль «Молодой отец».

XV

У меня сохранились беглые заметки петербургских газет.

Вчера, 29 января, в пятом часу пополудни скончался Александр Сергеевич Пушкин. Русская литература не терпела столь важной потери со времени смерти Карамзина.

«Санкт-Петербургские ведомости».

Сегодня, 29 января, в третьем часу пополудни литература русская понесла невознаградимую потерю: Александр Сергеевич Пушкин, по кратковременных страданиях телесных, оставил юдольную сию обитель. Пораженные глубочайшею горестью, мы не будем многоречивы при сем извещении: Россия обязана Пушкину благодарностию за двадцатидвухлетние заслуги его на поприще Словесности, которые были ряд блистательнейших и полезнейших успехов в сочинениях всех родов. Пушкин прожил тридцать семь лет, весьма мало для жизни человека обыкновенного и чрезвычайно много в сравнении с тем, что совершил уже он в столь краткое время существования, хотя много, очень много могло бы еще ожидать от него признательное отечество.

«Северная пчела».

299

Солнце нашей поэзии закатилось. Пушкин скончался во цвете лет, в середине своего великого поприща… Более говорить о сем не имеем силы, да и не нужно: всякое русское сердце знает всю цену этой