– Ничего страшного! Пусть этот Галичано свою дурь показывает сколько угодно. Меня он сегодня тоже толкнул и тоже кричал, мол, учись, пока я жив. Но я ловко перекатился через голову, вскочил на ноги и еще и поклонился со словами: «Спасибо, буду стараться!»
Услышав такой рассказ, Грэг Доминго разозлился:
– А разве ты не мог его… – и несколькими ударами кулаков в воздухе показал, что он имеет в виду.
– Конечно, мог! – хохотнул Николай. – И его, и охранников. А потом что? Какой смысл? Не легче ли упасть, да еще и порадоваться этому: воспринять это падение как некий своеобразный ритуал или определенную тренировку организма? Тогда будешь к этому относиться совершенно спокойно, без истерики. Да и сам этот актеришка, поверьте мне, уже не так будет стремиться к издевательству, если его действия не доставят ему удовольствия. А после моего благодарного ответа он явно остался недоволен.
Все согласно кивнули, только Бетти продолжала сомневаться:
– А если при падении будет очень больно?
– Для этого советую всегда быть начеку, – продолжил Николай инструктаж. – И всегда посматривайте вокруг себя. Если этот «тупой весельчак» оказывается где-то поблизости, держите тело в легком напряжении, вот так: ноги полусогнуты, руки немного прижаты. Теперь я вам покажу, как надо удачно падать. Грэг! Давай толкай меня со всей силы.
– С какой стороны? – спросил крестьянин.
– С любой. Но сначала сбоку, например.
Доминго решительно выдохнул и двумя руками резко попытался толкнуть Матеуса в плечо. Но бывший космодесантник так ловко и молниеносно увернулся, что Грэг по инерции пронесся мимо, запнулся о табурет и оказался на полу.
– Сразу предупреждаю, – под смех товарищей Николай помог подняться громоздкому и слегка смущенному Грэгу, – так делать нельзя! Не уворачивайтесь ни в коем случае. Это лишь разозлит нападающего. Дайте себя толкнуть и падайте. Затем старайтесь вскочить как можно быстрей. Начали!
Теперь он уже не избегал мощных толчков, но каждый раз падал так красиво и вскакивал так стремительно, словно акробат на цирковом представлении. Затем те же движения он повторил в более замедленном темпе, обучая сокамерников всем нюансам такого простого на первый взгляд действия. А потом его приемы стали повторять и остальные.
Через полчаса у душевых кабинок образовалась очередь из разгоряченных людей. Хотя спать ложиться пришлось намного позднее, зато настроение стало бодрым, тела более проворными, а надежда на благополучное будущее – более устойчивой и оптимистичной.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
В последующие дни началась самая настоящая каторжная работа. Съемка велась почти круглосуточно, и, пока делали терабайты записей на трех съемочных площадках, очередные сцены готовились сразу на шести следующих. Естественно, со всеми предварительными репетициями.
Пленники не успевали нормально поесть, отдохнуть или просто пообщаться между собой. Даже ночью всех поголовно срывали на переделку забракованных эпизодов. Причем ночные кривляния перед камерами не давали возможности получить поблажки днем: все тот же усиленный, ускоренный, невероятно плотный график, в котором при всем желании нельзя было отыскать свободной минутки для осознания самого себя.
Презрительное отношение к пленникам становилось все более выраженным. Теперь примеру Рута следовали почти все остальные актеры и не упускали малейшей возможности, чтобы оскорбить, обозвать, а то и физически ущемить попадающихся под руку или ногу «коллег поневоле».
Николаю Матеусу и Гилане Баракси еще сравнительно повезло: по доставшимся им ролям они отрабатывали свои сцены быстрей всех. Их эпизодические появления в сюжете сопровождались, как правило, банальными глупостями, призванными создать определенный стереотип у обывателей: среднее техническое звено в имперской армии – тупые и ограниченные создания, сидящие на дешевых наркотиках и по-скотски занимающиеся сексом. Главным для бывшего космодесантника и наемной убийцы было вытерпеть часы сущей абракадабры перед камерами, а потом уже изо всех сил постараться как можно быстрее забыть выученные роли. Потому что мозг отказывался работать, и порой люди были на грани сумасшествия после сотен раз повторенных со страстью маразматических восклицаний.
Но больше всего парочку бывших смертников радовало то, что они почти никогда не встречались с главным ублюдком астероида – Рутом Галичано, которому все пленники безоговорочно присудили это «почетное» звание. Ни по сюжету, что избавляло от совместных съемок, ни по жизни – видимо, просто везло.
Зато остальным их товарищам досталось сполна. Чуть ли не всем им довелось участвовать в эпизодах, где легендарный воитель гаибсов крушил своих врагов голыми руками и всем тем, что в эти голые руки попадало. Самое печальное и мерзкое, что этот зарвавшийся актеришка-садист старался нанести увечья и раны намеренно и всерьез: если бил кулаком, то стремился рассечь кожу, подбить глаз, расквасить нос, а то и лишить сознания. Если же удар наносился ногой, то пока только чудо и везение спасало бесправных актеров от серьезных переломов.
В ответ на робкие жалобы бывших имперских граждан служебный персонал ссылался на главного режиссера, а сам Дейк Мердок лишь сочувственно разводил ручищами:
– А что прикажете делать? Сцены должны выглядеть правдиво, ради этого я готов на все! Именно для этого вас и спасли. Так что терпите! Как там у вас говорится: до свадьбы заживет. – И, хохотнув, добавлял с откровенным цинизмом: – Хотя до свадьбы доживают почему-то не все!..
Настроение у пленников после таких сцен падало до предела, а душу грызли нехорошие предчувствия.
На четвертый день появились первые травмы. Пострадала самая скромная, тихая и незаметная женщина, которая старалась не сталкиваться с гаибсами без необходимости, – Бетти по прозвищу Курочка. Так это прозвище к ней пристало, что фамилии ее уже никто и не помнил, даже влюбленный в Бетти Грэг Доминго. Но Руту Галичано было плевать на имена и фамилии, он давно искал себе беззащитную жертву.
Случилось это не на съемочной площадке, а когда актеры уже расходились на обед – точнее, разбегались после грозного рыка главного режиссера, приказавшего через полчаса находиться на рабочих местах.
Бетти в общей толпе поспешно выскочила в длинный коридор и там налетела на столбом стоявшего Рута. По всей видимости, он специально так замер, отыскивая повод для очередного издевательства.
Невзирая на то что женщина после столкновения с ним рикошетом отлетела в стену и неудачно упала, звезда кинематографа страшно и грязно выругался и рывком поднял свою жертву за шиворот со словами:
– Ах ты поганая червячка! Да ты совсем обнаглела!
Придерживая свою поврежденную руку, Курочка рассыпалась в извинениях:
– Простите, господин, простите! Я не видела! Здесь так темно после площадки. Контраст… Простите, не видела…
– Не видела?! – взревел Рут и сардонически расхохотался, словно вспомнил роль злобного урода. – Ну так я тебе укажу направление!
С этими словами он швырнул Бетти вперед, словно тряпичную куклу, и наподдал ей ногой в спину. Удар был такой сильный, что женщина, взвизгнув от боли, пролетела несколько метров в воздухе, а потом еще метров пять прокатилась по металлическому полу, чуть не сбив несущегося навстречу Грэга. Парень, видимо, обеспокоился отсутствием своей любимой, вернулся на поиски и как раз успел увидеть заключительную сцену. На Доминго страшно было смотреть: красный, взбешенный, гудящий от ярости, словно трансформатор, парень на всей скорости перескочил тело своей Курочки и понесся на актеришку- садиста. Тот выставил свои кулачищи вперед и, хохотнув, приготовился к бою:
