голос.
Мама моя! Это же Олав. Его баритон я не спутаю ни за что на свете. Настигли!
— Щукин, — повторяет уже другой голос, женский. Ого, и Мертв здесь. Интересно, их только двое или рядом есть еще кто-то? В третий раз:
— Щукин! — И дальше окрик: — Бросай оружие!
Они что — всерьез? Неужели эта парочка думает, что вот так, вдвоем, без поддержки они могут повязать нас с Эдиком? Бред. Наивно. Непрофессионально. Какая-то здесь зарыта собака. Я мучительно соображаю — какая?
Касабян выхватывает руку из-за пазухи, размахивается, швыряет что-то по направлению к лодке и тут же резко бьет меня ногой под коленки. Я валюсь на землю. Падая рядом, Эдик шепчет:
— Прижмись. Это итальянская. О-де-восемьдесят два.
Ай да Касабян! Вот это «сердечник»! Он, оказывается, носит за пазухой итальянские ручные гранаты.
Луч фонаря резко дергается вверх, в его свете видно, как чья-то рука перехватывает гранату и отбрасывает ее далеко в сторону. Потом рука широко идет вниз и снова очень быстро оказывается в луче света.
— Мерта! — раздается истошный вопль Олава. Я слышу всплеск, словно кто-то упал в воду, и сразу же — глухой разрыв. До меня доходит: отбросив гранату, Мерта не удержала равновесия и рухнула с лодки. Но почему она не швырнула гранату в нас? Почему — если уж такая ловкая — не вернула Эдику его смертоносный подарок? Загадка. И что с Мертой теперь стало? Не хотел бы я испытать гидродинамический удар.
Эдик, вскочив, несется к воде. Я — следом. Здесь неглубоко всего лишь по пояс. Лодка, в которой лежит невыключенный фонарь, покачивается метрах в десяти. Эта плоскодонка из стекловолокна, оснащенная водометным двигателем, — идеальное средство передвижения по байтам и протокам Андроса. В контрабандистском «бахамаре» она тоже незаменима: немагнитна, не дает засечек на экране локатора.
Заглядываем в плоскодонку. Я уже отказываюсь что-либо понимать. Видимо, Эдик — тоже. На дне, в луже воды, лицом вниз лежит Олав. По рубашке на спине расплывается большое красное пятно. И как это его угораздило? Тела Мерты нигде не видно. Все это очень странно…
Мы с Эдиком вытаскиваем Олава на берег — по-моему, он жив. И тут в метрах в полутораста от нас зажигаются фары автомашины.
— Полундра! В лодку! — давится криком Эдик. Откуда берутся силы не знаю. Я делаю прыжок, подтягиваю к себе лодку, наваливаюсь всем телом, рядом тяжело дышит Эдик… Мотор заводится сразу — кто из нас нащупал кнопку стартера, мы так и не поняли и не поймем никогда.
Плоскодонка мчится по мелководному байту к выходу в открытое море. Повернув голову, я вижу, как неизвестная машина затормаживает у того места, где минуту назад находились мы…
Рассвет мы встречаем далеко в море. Мотор давно молчит заглушили, чтобы дать себе передышку. Мне приходит в голову, что за последний час мы с Эдиком не перемолвились и двумя словами.
— Послушай, откуда у тебя взялась граната? — наконец спрашиваю я.
Эдик кривит рот в слабой улыбке, но не отвечает.
— Как ты думаешь, что стало с Мертой?
Опять молчание.
Я завожу мотор и беру курс строго на юг. Будем идти, пока есть горючее. А там посмотрим… Если повезет… Если чикчарни позволит наткнемся на какое-нибудь судно. Лучше всего, если это будет катер береговой охраны Кубы.
— Ты знаешь, — говорю я Эдику, — а ведь Олава не могло ранить гранатой. Взрыв был подводный, так что разлет осколков практически исключен.
— А его ранило вовсе не осколком, — Эдик впервые подает голос. Эх ты, ноль-ноль-семь… Я думал, это понятно с первого взгляда.
— Да ты что? Чем же его продырявило? — Мне трудно верить своим ушам.
— Пулей, — резко бросает Эдик. — В спине Олава было пулевое отверстие.
Мое горло мгновенно пересыхает. Левая рука начинает сильно дрожать — почему-то одна только левая…
Сориентировавшись по показавшемуся из-за горизонта солнцу, я поворачиваю лодку так, чтобы утренние лучи грели затылок слева. Навигатор из меня никудышный, но держать неизменный курс — пока небо ясное — я, видимо, смогу. Насколько я себе представляю, там, в юго-западном направлении, земля ближе всего…
