Добиться от нее какой-либо информации не удалось. Рафига, как она назвалась, ни на йоту не приблизила Ахмета к цели похода. То ли она на самом деле не могла оценить нужду односельчан в Ахметовских товарах, то ли башкиры из Веникова за время анархии успели вернуть в женские головы шариат. Смирившись с тем, что товарообмен нынче совсем не женское дело, он попросил ее сообщить кому-нибудь из абыев[85] о своем визите с целью взаимовыгодного обмена бус на Манхэттены. Забив стрелку у агростанции, Ахмет занял выгодную, как ему казалось, позицию и сел ждать аборигенов. Все шло нормально, а главное – стало можно спокойно курить, не думая о маскировке. Дальнейшие события Ахмет старается вспоминать как можно реже, поэтому, щадя его самолюбие, пройдемся по ним пунктиром: местные выцепили его, как играющего в войнушку детсадовца – хваленый радар даже вякнуть не успел. Еще по дороге к деревне забрали все, что было в карманах, волыну, обувь и большую часть одежды, несколько раз деловито пнули – надо сказать, по делу, когда пытался упираться. Просидев до вечера в каком-то непонятного назначения сарае, к вечеру был приведен пред раскосые очи местного аналога Коня. Должность эту исправлял в Веникове бывший начальник местной мусарни Магомедыч, старый (как сказать, обашкирившийся? не знаю, оставлю так) полутатарин-полулезгин лет шестидесяти; изменений в его облике видевший его лет десять назад Ахмет не заметил, бывают такие старики – мелкие, жилистые, которые по достижении определенного видимого возраста меняться перестают. Оказалось, местные, в основном, промышляют ловом рыбы в Кожаном озере, и Магомедыч весь день пасется там. Повезло – Ахмет был с ним шапочно знаком: как-то заносило на рыбалку в компании, предпочитавшей отдых на Кожаном, а высочайшее разрешение омыть сапоги в охраняемом водоеме надо было выменивать на пузырь именно у него. Нет, конечно, убивать его и так бы никто не стал, но знакомство роль свою все же сыграло. Когда после обстоятельной беседы двое рослых башкир вывели его во двор краснокирпичного особнячка и подтолкнули в сторону дороги на Тридцатку, важно стоящий на крыльце Магомедыч что-то скомандовал в лабиринт дощатых сараюшек во дворе. Оттуда мгновенно, словно ждала наготове, вылетела замурзанная девчонка, шлепнула перед Ахметом чудовищного розового колера резиновые сланцы и встала, весело щурясь на милостиво отпущенного пленника.
Не доводилось гулять по заросшей дороге в сланцах? Летом бы все ниче, но в конце сентября прогулки в четверть сотни верст в сланцах с оторванными лямками и одной майке запоминаются надолго. Первые пятьсот метров Ахмет просто радовался, что съехал с вполне реальной пики, и шлось ему легко, летелось, можно сказать. Следующие километра три, несмотря на вновь зарядивший дождик, он яростно прошлепал по лужам, осуществив в воображении с десяток карательных операций по вразумлению вероломных башкортов, нагло отнявших у него: АК-74 новый – 1шт., полный рожок пятерки – 2 шт., бинокуляр 6х32 в чехле – 1 шт., рюкзак кожаный импортный – 1 шт., и это только из крупных потерь… А еще куртка танкистская летняя – задроченная, конечно, но еще вполне, штаны камуфляжные, ботинки-мартенсы, пачка винстона еле начатая, зажигалка-федор! Да кусок лепешки, наконец! Хорошо, хоть АПБ в этот раз не взял… Су-у-у-уки!!! Паррррву блядей! Но реальность что-то давалась в ощущениях, благородную ярость успешно смирявших. От мокрой резины на стопе вылезли зачатки будущих пузырей, мокрая майка перестала нагреваться от тела, подозрительно саднило в почках – Ахмет уже на полном серьезе начал бояться за свой организм, которому оставалось шагать еще пятнадцать верст. Однако дошел, за ночь дошел, куда ж деваться. Ладно хоть его триумфальное возвращение не видел никто, кроме жены. Вдобавок оказалось, что капитально простыл, несколько дней пролежал с жаром, кашляя как тубик – сухо, до крови.
Пока валялся, в голове насчет ошибок похода малость прояснилось; теперь Ахмету даже казалось странным – как можно было не понимать такие элементарные вещи. …Явился, мудило гороховое, еще б речь им толкнул, типа “Я пришел осчастливить вас плодами цивилизации!”, мудило, ох, муди-и-ило… Это ж их самый кошмарный сон, единственная внешняя угроза – мы, “городские”. И как не порвали сразу, тем более, на бабу ихнюю в лесу напал… – Ахмета до сих пор потряхивало от походных впечатлений. – …У них еще здорово все, рано с ними с позиции силы беседовать. Соль есть, без света сидеть привыкли, охотников – через дом, че им от нас надо, да ничего. Пока по три патрона на ствол не останется, репу чесать не начнут. Хотя слабые места тоже есть, как не быть… Лекарства нужны по-любому, курево опять же, шмотки тоже истаскаются… И последнее – почему он меня отпустил? Из “гуманности”? Ха, мент-гуманист, колобок повесился… Не-е-ет, он меня отпустил не из слюнявых соображений, а из вполне конкретных. У него свои понятки, и ход за мной теперь. Раз он курбаши[86] у них, то у него свои интересы есть. Информация нужна ему? Конечно. Лекарства те же, это он через себя по-любому пустит, это еще и вопрос власти для него. Патрон к калашу тоже нужен, и это он пальцы гнул, типа у самого завались, вовсе не от того, что и впрямь завались, это он торговаться начал. А патрон ему нужен, нужен, иначе вместо тапочек мне на дорожку дроби в жопу дали бы… Куиш Большой и Куиш Малый от него в двух верстах, Сарыкульмяк – тоже рядом, Кырмыскалы те же, Хасли опять же… Им тоже где-то надо рыбу ловить, так ведь? Так. Вопрос контроля за озерами и покосами – это для них вопрос жизни и смерти. Да, технично он свою партию отыграл. Умный человек, ничего не скажешь. Но, бля, я тут тоже не лох чилийский. Че он там трeкнул? “Ище афтмат найдешь, апят прыхады?” Приду, Исмаил-абы, приду. Сигналок[87] вот только возьму, и приду. Охуеешь. Сего числа, как Конь выражается…
На этот раз подготовился тщательно. Разработал план, не поленившись сходить на рекогносцировку, отдал за ящик эсэмок[88]последний коньяк, до смерти заинструктировал Витьку. Наконец, настал Великий День Смытия Позорного Пятна – исполненный решимости Ахмет отправился к курбаши поселка Вениково Исмаилу Магомедычу Тетееву с официальным визитом.
Пятно смылось – операция прошла в рамках намеченного плана. Ахмет наблюдал в ПАГ-17[89] панораму будущего “сражения при Веникове”. Вот степенно вышедший из особнячка курбаши забавно присел, осыпанный срезанными очередью ветками, поднялась бестолковая суета. Вот, наконец, какая-то осмысленная реакция – толпа собравшихся во дворе подвергшегося нападению курбаши разделилась надвое, и большая часть потрусила к околице.
– Вить, вышли. Готов?
– Да готов, готов… Всегда готов…
– Ха! Все с берданками, прикинь! Ни одной волыны, моджахеды, епть… А, нет, один огрызок.
– Хули им этот огрызок, что есть, что нет. Застрелиться разве удобней.
Обе “тревожных группы” пошли вполне предсказуемыми маршрутами, обходя предполагаемое расположение стрелка.
– Давайте, давайте, малайки[90], пробегитесь мал-мал! Утрясите бешбармак[91]… Э, Вить, слышь? Как только первые две сработают, сразу, понял? не жди, когда из колка[92] полезут, а сразу! Чтоб не по траве пришлась, а где во-о-он, видишь? полосочка где распахана? Чтоб поняли, что не по ним, а – типа нельзя дальше.
– Бля, да сделаю, че ты греешься… Ты мне который раз уже это паришь, Ахмет, а? Сделаю, не ссы.
– Ладно, ладно…
Свистнула одна эсэмка, тут же – вторая, в колке сверкнули красные искорки. Едва Витька поставил пыльный заборчик, как засвистело с левого фланга, и упражнение повторилось.
85
Абый, агай, абы – обращение к старшему мужчине у татар и башкортов.
86
Курбаши – военный лидер (тюрк.)
87
Сигналки – сигнальные мины. При срабатывании резко свистят и выстреливают с десяток маленьких осветительных ракеток.
88
СМ – маркировка сигнальной мины.
89
ПАГ-17 – оптический прицел от автоматического гранатомета АГС
90
Малайка – мальчонка (тюрк.)
91
Бешбармак (бишь – пять; бармак – палец) – традиционное тюркское блюдо, представляет собой вареные в жирном-жирном бульоне на нескольких видах мяса лепестки из теста.
92
Колок – островок леса или кустов посреди поля.
