– Теперь суньте руку под стол и возьмите.
– Взять что?
– Увидите.
Свэггер сунул руку и взял то, что ему передал Стронский. На ощупь это было похоже на «Глок 19» с 3– или 4-дюймовым стволом, не 1911, но тем не менее довольно мощный пистолет, обладающий внушительной убойной силой. Затвор-кожух изготовлен из стали, правда, с керамической отделкой для придания матового блеска и повышения долговечности; корпус – из какого-то суперполимера. Не вынимая пистолет из-под стола, Боб осторожно рассмотрел его. Темный и тупоносый, без предохранителя. Он принадлежал к более современному поколению, нежели флегматичный тевтонский «глок», и его эргономика выглядела лучше. Боб повернул его и увидел маркировку на кириллице, под которой на затворе-кожухе была надпись на английском: IxGroup, 9mm. Свэггер заткнул его под ремень за бедром под пальто.
– У меня есть враги. Возможно, через меня они доберутся и до вас. В Москве полным-полно опасных людей, и вычислить их сразу невозможно. Этот пистолет только что украден с завода, у него нет серийного номера. В случае необходимости используйте его и тут же от него избавьтесь. Его происхождение невозможно проследить.
– Это не «глок»?
– ГШ-18. Это лучше, чем «глок». 18-зарядный магазин, двойного действия. Из Инструментального конструкторского бюро КРВ в Туле. Произведен компанией «Иксгруп», владельцем которой является Иксович, один из наших новоявленных олигархов.
– Я уже слышал это имя.
Они договорились о дальнейших действиях.
Не полюбить «Метрополь», этот знаменитый старый отель, где остановился Свэггер, просто невозможно. Имевший богатую историю, он имел и роскошные апартаменты, возможно, восстановленные до уровня их дореволюционного шика. Всюду сверкала латунь и отливал матовым блеском мрамор. Интерьеры изобиловали изысканно одетыми людьми. Даже обосновавшиеся в баре проститутки принадлежали к высшей категории.
Но Свэггер попытался увидеть отель таким, каким тот был в 1959 году, когда на несколько недель дал приют меланхоличному Ли Харви Освальду, пока русские соображали, что с ним делать. В ту эпоху, предшествовавшую падению коммунизма и проникновению финского капитала, отель, по всей вероятности, был унылой дырой, пропахшей капустой, водкой и канализационными стоками. Такая обстановка идеально соответствовала моральному состоянию человека с безрадостным прошлым и туманным будущим, который за короткую жизнь еще ни на кого не сумел произвести впечатления.
Оказавшись в его номере, Свэггер обнаружил, что Освальд все еще присутствует там. Он не мог избавиться от ощущения, что этот маленький, жалкий человечек, излучавший злобу и уязвленное самолюбие, всюду следует за ним по этой ныне шикарно обставленной комнате, ставшей в более мрачную пору жилищем потенциального перебежчика.
Не имело смысла задаваться вопросом почему. Единственный вопрос, которым следовало задаваться, – как.
Не нужно воспринимать его как человека, внушал себе Свэггер. Нужно воспринимать его как анонимный сервомеханизм, который сделал то, что сделал, и нужно понять, каким образом он сделал это. Не просто же он проснулся однажды, исполненный решимости убить президента. Сошлось слишком много факторов, и вопросы требовали ответов.
Свэггер пожалел, что у него нет водки и сигарет. Наверняка многие люди провели не одну трудную ночь в «Метрополе», подкрепляя себя водкой и сигаретами. Может быть, среди них был и Освальд – пока русские решали его судьбу.
Мелкий негодяй. Кто мог бы подумать? Не нужно думать об этом, снова приказал себе Свэггер. Нужно думать только о том как.
Не следует тратить время на размышления о его ничтожной, противоречивой личности, достойном сожаления воспитании, проблемах с учебой, поведением и общением, длинной цепи неудач, соблазнах, тщеславии, нарциссизме. Любой, ознакомившись с биографией Ли Харви Освальда, мог бы прийти к выводу, что он относится к тем самым ленивым бездарностям, готовым поменять свое никчемное, серое существование на всемирную зловещую славу.
Необходимо сосредоточиться на вопросе, как он это сделал. А мог ли он сделать это вообще?
Свэггер попытался установить с ним контакт через посредство того единственного, что связывало их, – того, что Освальд ненавидел, а он любил: Корпуса морской пехоты США. В конце концов, парень был тренированным стрелком, о чем свидетельствовали документы, в особенности в положении сидя – близком к тому, из которого он произвел выстрел из окна Книгохранилища. Близком, но не в точности таком же: разные условия, разные углы, разные задействованные мышцы. И хотя некоторые навыки не зависят от положения, из которого производится выстрел, другие зависят. При прохождении подготовки, длившейся пять лет, он имел дело только с винтовкой М-1 «Гаранд» с обычным прицелом. Свэггер помнил свою М-1 – даже ее серийный номер, 5673326 – изделие компании «Харрингтон и Ричардсон». У Освальда примерно такая же: весом четыре килограмма триста граммов, полуавтоматическая, с хорошо откалиброванным прицелом, с сильной отдачей и не требующая никаких манипуляций между выстрелами. В Корпусе морской пехоты хорошо прививали основы обращения с огнестрельным оружием.
Свэггер предполагал, что Освальд овладел базовыми основами: устойчивое положение, твердая опора, обращение с ремнем, концентрация на прицелах, плавное нажатие на спусковой крючок, контроль над дыханием. Было ли этого достаточно? Для одного выстрела – возможно. Но он дал промах при первом выстреле, а не при последнем. Очень странно. Скорее должно быть наоборот, поскольку после первого выстрела приходится все начинать снова. Приходится опять находить нужное положение, опять концентрировать внимание, контролировать дыхание, плавно нажимать на спусковой крючок. Винтовка «манлихер-каркано» с ее дешевым японским прицелом чрезвычайно восприимчива к манипуляциям с ней, поскольку весит значительно меньше, чем М-1, – около двух с половиной килограммов. Затем приходится опять ловить цель в прицеле. И поскольку «Гаранд» не снабжена оптикой, он привык видеть цель периферийным зрением при возвращении винтовки после отдачи в исходное положение для дальнейшей стрельбы. После первого выстрела из «манлихер-каркано» он видит размытое пятно и должен быстро сделать два дела. Во-первых, опять найти нужное положение глаза, чтобы иметь возможность четко видеть им; во-вторых, найти цель, которая, будучи перемещаемой автомобилем, находится уже в другом месте. Тем не менее Свэггеру пришлось признать, что это в основном делается инстинктивно, и сравнительно опытный стрелок, обученный в Корпусе морской пехоты – такой, как Освальд, – должен успешно справиться с этим. Едва ли он произвел выстрел, но это, по крайней мере, возможно. Этого нельзя отрицать.
И все же с прицелом связан целый ворох проблем. Например, эксперт ФБР по стрелковому оружию Роберт Фрэзиер показал, что когда во вторник 27 ноября 1963 года оружие доставили в штаб-квартиру, пластина, соединявшая прицел с винтовкой, очень сильно болталась. Она крепилась к приемнику винтовки только двумя винтами вместо положенных четырех.
Почему прицел болтался? Находился ли он уже в таком состоянии, когда Освальд стрелял? Фрэзиер высказал предположение, что это стало результатом снятия отпечатков пальцев в Далласе: прицел сняли, а потом поленились присоединить обратно должным образом. Однако лейтенанта Карла Дэя, далласского эксперта по дактилоскопии, не опросили по этому поводу, и в каком состоянии он получил винтовку, осталось неизвестным. Было бы странно, если бы он, опытный профессионал, стал разбирать винтовку, поскольку весьма маловероятно, чтобы на узкой полоске металла, которую закрывали кольца прицела, могли присутствовать отпечатки пальцев. В данном случае целостность винтовки имела гораздо большее значение. Столь же маловероятно, что, даже разобрав винтовку, он собрал бы ее так небрежно. Это не в его натуре.
Свэггер знал, что плотность затяжки винтов играет важную роль, поскольку чем слабее закреплен прицел, тем больше он отклоняется от нормального положения в результате отдачи. Даже небольшое отклонение чревато промахом, и поэтому плохо закрепленный прицел делает точную стрельбу практически невозможной.
