— Срочно спиртику и сухие вещи, — Волонихин уже расстегнул рюкзак и ждал потерпевшего. Получив одобрение командира, доктор скатился вниз, затащил Туманова в кусты и занялся вливанием, растиранием и переодеванием.
— Воспаление легких обеспечено, — грустно заметил Заремба. — Это нам нужно? — посмотрел на Марину.
Та чистосердечно замотала головой.
— Нет.
Постепенно рядом залегли благополучно переправившиеся через ручей Чачух, Работяжев и Дождевик. Особой спешки не было. Дождались доктора с узлом мокрой одежды пограничника и его самого, синего и все еще дрожавшего. Каждый посчитал своим долгом хлопнуть капитана по плечу, выражая восхищение и поддержку, а Марина даже чмокнула в щеку.
— Все, согрелся, — улыбнулся синими губами капитан. Только после этого подполковник указал на центральную землянку с масксетью у входа:
— Штабная. Я и Работяжев обходим и проникаем внутрь. Василий, — повернулся к прекратившему на миг дрожать Туманову. — Старший здесь. Каждого, — кивнул на лагерь, — распредели на мушку.
Постарался не заметить взметнувшийся взгляд Марины — вроде говорили, что надо без стрельбы. К сожалению, здесь не тир МВД, здесь мишени сами умеют стрелять в ответ. И вместо традиционных призов — стеклянных ваз и никому не нужных вымпелов, в награду — жизнь или смерть. Почувствуйте разницу, как призывает реклама.
Сам стал высматривать путь, по которому всего безопаснее и незаметно можно пробраться к штабной землянке. На счастье, подошло время меняться постам, часовые — трое! — сами пришли к костру, а на их место, забросив автоматы с деревянными прикладами за спину, ушли сменщики. Теперь становились ясны направления, в которых располагались часовые и их ориентировочное расстояние от лагеря.
— Режем наискосок, — Заремба начертил Работяжеву в воздухе линию, разделив пополам лес между скрывшимися часовыми и лагерем.
Сам первым, за ним — сапер, короткими, на два-три шага перебежками начали пересекать лес, заходя к землянке с тыла. Работяжев на каком-то броске обогнал командира, а когда тот попытался вернуть лидерство, категорически осадил за рукав:
— Я.
Ерунда, будто первой идет разведка. Даже ей вначале путь прокладывают саперы.
Крюк занял достаточное количество времени. На поляне за время выдвижения могло что-то измениться, и поэтому, когда спецназовцы подползли к соединяющей землянки траншее, они некоторое время всматривались и вслушивались. Наблюдать оказалось сложно: отсюда кусты закрывали поляну плотно, но по скрипу турника и надрыву струн в беспощадных пальцах гитариста определили, что по крайней мере два человека по-прежнему заняты своим делом.
В саму землянку из траншеи вели ступеньки, аккуратно укрепленные досками. Далее в глубине различалась решетчатая дверь и прикрывающее вход солдатское одеяло. Заремба не знал, каковы нравы и традиции в отряде Волка — закрывает ли он дверь на засов или она всегда нараспашку, есть ли охрана внутри помещений, но «Король джунглей» из ножен плавно выполз. Работяжев, следуя за командиром, вытащил пистолет с глушителем. Он, конечно, гасит звук, но Заремба на этот раз решительно отстранил сапера и перетек вместе с осыпающимся песком в траншею первым.
Под ногами пропрыгала лягушка. Песок от скатывающегося Работяжева присыпал ее, но она пошурудила внутри, выкарабкалась наверх, отряхнулась и поскакала по своим лягушачьим заботам дальше по траншее. Шорох от задеваемых ею опавших листьев заглушил шаги спецназовцев, но они вновь остановили себя и выждали мгновение. Затем подполковник сам осмотрел ступени, дверь — вроде никаких растяжек и ловушек. Тронул решетку, по миллиметру принялся отворять ее.
Может, ей и хотелось, ссохшейся за лето и потерявшей вид в темноте, пожаловаться на свою судьбу, но чуткие к малейшим ее вздохам руки спецназовца не дали упасть слезам, успокоили. Да, понимаем, что грустно от такой-то жизни. Но смотри, мы же тебя открываем, а не сажаем на замок. Помоги и ты нам.
С дверью все получилось. Тронул одеяло. Из землянки пахнуло стылостью и мышами. И потому, что пришли со света, а небольшой огонек от керосиновой лампы особо света не давал, первые секунды Заремба ничего не различал. Фонарик остался у Юры, и только подумал о нем, как из темноты спросили о чем-то. Затем в глубине землянки зажужжали разгоняемые колесики и начал накаляться свет от фонарика-«жучка». Зарождался он спросонок слишком медленно, и когда луч достиг Зарембы, то даже не воткнулся в него, а бессильно уперся в грудь.
Еще ничего не различая, но прекрасно зная, что друзей здесь нет, подполковник бросился с «Королем джунглей» прямо в свет. Стукнулся коленкой об угол двухъярусных нар, но нож достал врага, вошел во что-то мягкое, вмиг ставшее теплым и липким. Разогнавшиеся шестеренки фонаря разочарованно стали умолкать, его свет иссяк, но ворвавшийся следом Работяжев осветил наконец подземелье. Не останавливая внимания на обмякшем под Зарембой боевике, принялся выискивать новых врагов. Пусто. А отдыхавший после ночного дежурства или отстраненный от операции за какую-то провинность молодой боевик с приметной волосатой родинкой на скуле был мертв. Мертв, так мертв: оказывающиеся на пути разведки люди обязаны молчать как рыбы. Здесь карася выбросило на берег, но нечего плавать у берега в штормовую погоду. Оставалось найти документы.
Для этого потребовалось совсем немного времени: сейф прятался в самодельной тумбочке около кровати, единственной в землянке, тщательно, по-армейски заправленной.
— Работай, — приказал спецназовец Работяжеву, а сам метнулся к двери прикрывать сапера. И вовремя. К землянке кто-то шел, и подполковник замахал рукой — выключай фонарь, шаги упали в траншею, попрыгали по ступенькам. Дверь, наконец-то дождавшись благодарного слушателя, начала свою песнь о затворничестве, но слова получились смазанными, словно на кассете с ускоренной перемоткой — подошедший к двери распахнул решетку резко, по-хозяйски. Столь же решительно откинул полог из одеяла, не опасаясь темноты.
— Халагатта. Давай вставай, — произнес он и тут же, не дожидаясь удара Зарембы или ответа боевика, исчез за покрывалом. Надоели, надоели чеченцам подземелья, если не ни нужды, ни желания хоть на секунду задержаться внизу. Или не питают уважения друг к другу. Лень было удостовериться, разбудил ли спящего. Конечно, себе на удачу, потому что остался жив. Но когда вернется Волк, какой стороной она обернется для него? Дурость, конечно, — переживать на войне за противника. Но Заремба, остановив колыхнувшееся у входа одеяло, в щель посмотрел на того, кто остался жив. Снова бородач. Ильяс, который не может найти себе спокойного занятия. Боевик же поддел ногой заблудившуюся лягушку, отбросив ее к изгибу траншеи, а сам по ступенькам поднялся наверх и пошел на поляну.
— Продолжай, — разрешил подполковник саперу.
Капитан снова включил фонарик, склонился над сейфом, выкладывая вокруг штурвала круг из податливого, прилипающего к металлу шнура. Чиркнул по нему серной пластинкой. Огонек с усилием принялся карабкаться по кругу, прожигая металл и оставляя после себя зазубренную бороздку.
— С-сейчас, с-сейчас, — успокаивал командира и самого себя сапер. Ильяс, не дождавшись сменщика, может вернуться в любую секунду.
И можно представить состояние оставшихся в засаде спецназовцев, когда бородач пошел в сторону штабной землянки! Хорошо, хватило выдержки не стрелять, По первым штрихам можно предположить, что неплохие собрались в команде хлопцы. Пока грех жаловаться.
— Есть, — приняв вываливающийся круг со штурвалом, позвал командира Работяжев. Поменялись с сапером местами. В непромокаемую и несгораемую сумку-пояс Заремба вывалил содержимое сейфа — деньги, накладные, магнитофонные кассеты, доверенности, блокноты и даже небольшой итальянский пистолетик, вмещающийся в ладошку. Дамская игрушка, но злегантная. Подарит Марине.
— Уходим.
Не хотел, но оглянулся на убитого. Парень лежал на нарах лицом вверх, совершенно равнодушный и спокойный к происходящему. Ирония судьбы: меньше всех суетился, больше всех помешал. А тут уж выбора не остается — жалеющие проигрывают. А вот огонек от керосиновой лампы потянулся вслед за спецназовцами. Сил оторваться от черной ножки фитиля у него не хватило, и пламя, боясь оставаться в одиночку с покойником, сжалось, сгорбилось, не оглядываясь на подступившую темноту.
