Пуля-Квант

Сталкер-одиночка. Из распахнутого ворота куртки струится пар.

В голове пронеслись последние события: взрывы, ка­бина грейдера, полчища псевдособак, лопоухий води­тель и кровь, толчками выходящая из его шеи.

Сталкер смотрел внимательно. Белобрысый — шап­ку куда-то дел. На лбу шрам, оставшийся от плохо об­работанной раны, с шестью красноватыми точками — следами скобок. По одной щеке размазана копоть, на второй свежая ссадина. Он широко улыбнулся:

— Жить будешь. Колено из сустава выскочило, я вправил. Правда, бегать сможешь не скоро.

Я сглотнул. Сталкер подсунул флягу, и я жадно от­пил. Горло обожгло, дыхание перехватило. Спирт! Я вы­пучил глаза, жесткая ладонь вложила мне в разинутый рот горстку снега. Сразу полегчало.

— Как зовут тебя, парень?

— Кирилл… Войтковский, — сказал я, отдышав­шись, и осторожно добавил: — Будто не знаете.

— Откуда? — удивился сталкер. — Чего расте­рялся?

— Так… просто, — пробормотал я, обдумывая все, что привиделось в бреду.

— Оклемался? — Подошедший Лабус присел ря­дом. — Да, дела… — Он смотрел на мою ногу и раз­глаживал усы.

— Что? Что там?! — Я попытался сесть.

Боль опять прострелила колено. Клацнув зубами, я откинул голову, закрыл глаза, сдерживая стон.

— Тихо, тихо, — сказал Лабус. — Пригоршня, на­до шину наложить.

— Сейчас сделаем.

— Черт! Курортник, у нас «трехсотый», его бы за Периметр, в базовый лагерь.

Из-за боли их голоса казались гулкими и отдавались в голове коротким эхом.

— Хреновая ситуация, — определил пулеметчик.

— А у меня вообще дежа-вю, — прозвучал откуда-то сверху голос командира. — Ничего не напоминает? А, Лабус? — Раздался звук осыпавшихся камушков, шаги.

Лабус согласился:

— Есть такое дело, напоминает.

Как много имен прозвучало… Курортник — видимо, командир. А Пригоршня — этот белобрысый со шра­мом, сталкер-одиночка.

В голове окончательно выстроилась череда событий, связавшая меня с новыми знакомыми.

Я открыл глаза. Взгляд уперся в бетонные потолоч­ные плиты, треснувшие, с плохо зашпаклеванными ли­ниями стыков. Покосился вправо — рядом глухая стена с выбоинами в штукатурке, обнажившими кирпичную кладку. Под стеной — внушительных размеров рюкзак, к боковому кармашку липучками прихвачен металличе­ский цилиндр сантиметров пятнадцати в длину, в акку­рат под набалдашниками на концах, чтобы не выпал при ходьбе. Возле рюкзака лежит необычное оружие — ав­томат с подствольником, но спусковая скоба одна, и ма­газин из приклада торчит. На полу портплед с граната­ми и подсумок, обмотанный широким кожаным ремнем. В углу из кирпичей сложено некое подобие мини-печки, стены в копоти, на полу остатки золы. Я повернул голо­ву влево и увидел Курортника. Плечо забинтовано по­верх маскхалата, бурое пятно расплывается на повязке. Другой рукой командир придерживал висевшую вдоль бедра винтовку. Он напоминал Отмеля, старшего смены охранения в лагере на Янтаре — те же движения, та же едва уловимая точность, все выверено, и легкая аура аг­рессивности. За спиной военстала несколько оконных проемов — видимо, через один из них он и проник внутрь. В окнах маячил покосившийся забор, за ним — кустарник, лес, все это за пеленой снега.

Посреди помещения высился сугроб, я снова взгля­нул вверх и увидел дыру, расчерченную кривыми пруть­ями арматуры. Сквозь нее падали снежинки.

Почему-то вдруг в душе возникло ощущение уверен­ности: эти люди мне помогут, они не бросят… Никогда не думал, что судьба близко столкнет с военсталами, что вообще в Зону попаду!

Вставший передо мной Лабус наклонился, коснулся моей шеи, нащупал пульс. Кивнув, сказал:

— Сейчас поколдуем, не переживай, малец.

— Подойдет? — В окно просунулся Пригоршня, по­казал длинную палку.

— Ага, — кивнул Лабус, — тащи сюды. Сталкер залез внутрь, на ходу срезая сучки армей­ским ножом.

— Пригоршня, ну а с тобой что делать? — загово­рил Курортник. — В «Гуантанамо» ты, конечно, не же­лаешь. Если б я тебя не знал раньше и на Янтаре мы не встречались, то в лучшем случае сидеть тебе в ка­рантинном секторе на демаркационной линии и дожи­даться отправки в лагерь.

— А в худшем?

— А в худшем — лучше не думать, — вставил Ла­бус и заухал совиным смехом.

Сталкер прекратил остругивать ветку.

— И? — Он поглядел сначала на Лабуса, затем на Курортника.

— И! — передразнил Курортник. — С начальником особого отдела охота встретиться? «Гуантанамо» — са­наторий для сталкера, если сравнивать его с особым от­делом. Так-с… — Командир посмотрел на меня. — На хрена штанину вспорол, Пригоршня? Парню за этот ко­стюм отчитываться перед завхозом научного сектора.

— Ну скажите, что там с ногой? Все плохо? — по­дал я голос.

— А ничего, — отрезал Курортник. — Костюм твой теперь — тряпье. А нога… — Он склонил голову на­бок, словно оценивал. — Нога в порядке. Вот Пригор­шня и потащит к Периметру «груз триста». Так ведь?

— Так, — обиженно буркнул сталкер.

— Шину накладывайте, бинтуйте. Пять минут, — приказал командир.

Лабус проворчал:

— Чего стал? Давай палку.

Курортник достал сигарету, отошел к окну и уставил­ся на снег. Пока мне прилаживали палку-шину и накла­дывали повязку, я несколько раз вздрагивал от боли, но терпел. Командир наблюдал за окрестностями, иногда высовывался и задирал голову, прислушивался. Сигаре­ту он так и не прикурил.

— А «Гуантанамо» — это ведь на Кубе? — уточнил я, когда пулеметчик и сталкер закончили колдовать над моей ногой.

Лабус хмыкнул, Пригоршня натянуто улыбнулся.

— «Гуантанамо», — отозвался Курортник, расслы­шавший мой вопрос, — фильтрационный лагерь вот для таких бродяг, как этот паренек, — он подошел к нам и ткнул стволом в Пригоршню, — делающих вид, будто они в Зоне случайно, грибочки собирают. А название ла­геря — фольклор местных жителей. Прилипло с чьей-то подачи. Самое интересное, что некоторые из этих, — командир опять поднял оружие, указав на сталкера, — действительно неплохие парни, и по жизни я бы за них поручился. И в разведку вместе пошел. — Он покачал головой, осуждающе глядя на Пригоршню, и доба­вил: — Ну вот что мне с тобой делать, а?

В бедро больно кольнуло. Лабус продемонстрировал мне одноразовый шприц.

Я порядком продрог. Знобило — челюсть непроиз­вольно прыгала.

— Сейчас боль отпустит, — пообещал пулеметчик.

— Не косись так недоверчиво, — сказал Курорт­ник. — Костя — санинструктор в подразделении.

Ага, значит, Лабуса зовут Костей.

Командир подхватил винтовку, перевесил на грудь. Я опять поймал себя на мысли, что сравниваю его по­вадку с движениями Отмеля — как похожи, одна шко­ла. Курортник застыл вполоборота, словно сказать мне что-то хотел и не решался. Коснулся кончика носа, шмыгнул и заговорил:

— Там, у будки блокпоста, ты вовремя закричал, предупредил… .

— О чем? — удивился я.

— «Манок» в будке стоял.

— А что это?

Я с удивлением посмотрел на Лабуса, на Пригорш­ню. У сталкера на лице читался неподдельный инте­рес — видимо, тоже не совсем понял.

— «Манок» — электронное устройство, — пояс­нил Курортник, — испускает волны в определенном ди­апазоне… Как дуделка, манок на уток у охотников, так и тут.

Ага! Значит, если включить это устройство, мутанты становятся как крысы, идущие на звук флейты в сказке о приключениях Нильса. Военные пристреляли секто­ра — снаряды и мины наверняка разрушили устройст­ва, а мутантам хоть бы что. Вот ближе к Периметру и натыкали в разных местах новую аппаратуру. Эффект от такой операции я не мог оценить, но наверняка был в этом какой-то скрытый смысл. Главное, суть ясна.

Курортник выжидающе смотрел на меня. Я кивнул.

— Странно, что не знаешь, — прищурился он. — Ты ж с Янтаря.

Я отвернулся, вспомнив гибель миротворца. Лабус не слушал, паковал аптечку.

— В Зоне недавно, что ли? — не отставал Курорт­ник.

— Да.

— Ясно…

— Давай теперь подумаем, как ногу укрыть, — вме­шался Лабус. — Холод, конечно, не повредит — отеч­ность меньше будет. Но это только до определенного момента хорошо. Замерзнешь быстро. На улице минус сейчас, а ты чуть ли не в шортах. — Лабус выпрямил­ся, захлопнул пластиковый бокс с эмблемой Красного креста на крышке. — Пригоршня, что там у тебя в рюк­заке? Найдется во что переодеть научника?