Пленники стояли и глядели на своих товарищей. И сильно завидовали им. Хотя бы тому, что те умерли в бою. Избежав тех мук и унижений, что довелось испытать им. Избежав слабости и предательства. И не они стояли сейчас перед телами своих погибших друзей, слушая нравоучительную нотацию чужого военного чина. Они лежали. И им было уже все равно. Их было уже не достать. Ни физически, ни морально…
— Посмотрели? Тогда идемте дальше! — сказал вьетнамец. — Я хочу вам показать кое-что еще. Что тоже касается вас.
Пленные развернулись и пошли, подгоняемые штыками конвоя. Пошли как бесчувственные, болтающиеся на ниточках куклы. Они и были бесчувственными куклами. У которых вначале вырезали мышцы, а теперь вынимали душу.
— Как вы думаете, что может находиться в этом мешке? — спросил вьетнамец.
Мешок был узнаваем. Это был их вещмешок. В котором они носили боезапас, вещи, продукты и «груз».
— Ваши предположения? Пленные молчали.
— Ну?
Пленные молчали.
Вьетнамец приподнял вещмешок, распустил стягивающую горловину веревку, перехватил и перевернул его вверх дном. Из мешка выпали и покатились под ноги пленным головы. Головы их однополчан.
— Их вы тоже не узнаете?
Пленные закрыли глаза. И стиснули зубы. Они думали, они надеялись, что группа отвлечения ушла. Что им повезло больше. Хотя бы им! Нет. Не повезло!
— Мы не могли принести тела. Вы, европейцы, очень большие. И очень тяжелые. Мы принесли только головы. Чтобы вы могли опознать их. Вы узнаете их?
Снизу, с земли, на разведчиков смотрели стеклянные глаза заместителя командира и двух его бойцов. Смотрели, словно спрашивали, как скоро они придут к ним.
— Сейчас мы пойдем дальше. По маршруту вашего следования. И совместными усилиями будем искать все то, что вы «случайно» обронили на нашей территории. Возможно, мы найдем то, о чем вы говорили. Возможно, нет. Это как вы постараетесь. Не найдем — мы сделаем соответствующие выводы о целях вашего визита в нашу страну. И о вашем отношении к следствию. И попытаемся дознаться до правды.
— А если найдем?
— Если найдем — я доложу о находке своему командованию, которое решит вашу судьбу. Но от себя лично обещаю, что допросы после этого прекратятся. И вы сможете умереть.
— На что можем рассчитывать мы? — спросили американцы.
— На то же, на что они. На легкую смерть. В случае, если они найдут то, что ищут.
— Но вы не можете решать нашу судьбу так. Мы союзники. Если вы обратитесь к нашему командованию…
— Наши союзники не летают над нашей территорией, не поставив нас об этом в известность. Ваш полет был пиратский, нарушающий суверенность наших территорий. Если вам нужен был ваш самолет, вам следовало обратиться за содействием к нашему местному правительству. Тогда мы обязательно помогли бы вам. А теперь… Теперь мы ничего не можем поделать. Теперь вы видели очень много. И если об этом узнает ваше правительство, может разразиться скандал. И мы не получим ту помощь, на которую рассчитываем.
— Но если вы нас убьете, будет еще больший скандал. Америка не терпит посягательства на жизнь своих граждан, где бы оно ни случилось. Мы предупреждаем…
— Вы не можете никого ни о чем предупреждать. Потому что вы погибли. В бою с русским десантом. О чем мы информировали ваше командование с представлением обломков вертолета и нескольких тел погибших. Вас нет. И по поводу вас никто не будет скандалить.
— Fuck!
— Я рекомендую вам бороться хотя бы за легкую смерть. Потому что бороться за жизнь вам уже поздно. Вы ее проиграли. Официально вы уже умерли. Нам осталось только убить вас. Нам не осталось ничего другого, как убить вас. Вы сами поставили себя вне закона. В первую очередь вне закона нашей страны. И всех международных, в том числе заключенных между вашей страной и нашей страной, соглашений. Послушайтесь доброго совета. Боритесь за легкую смерть! Поверьте, это очень немало. Вы плохо знаете нравы Востока. Если вы выберете нечто другое, вам будет плохо. Вам будет гораздо хуже, чем было до того. Подумайте над моими словами.
— Что он сказал? — обеспокоенно спросили русские.
— Он сказал, что и вы и мы погибли в бою. Уже погибли…
— Так… Понятно…
Вьетнамский чин показал на головы. Солдаты раскрыли мешок.
— Итак, вы идете дальше?
— Я — нет! Я никуда не пойду! — решительно заявил Пивоваров. — Лично я никуда. Я останусь здесь.
И Пивоваров сел, вынужденно увлекая за собой американца.
— Вы никуда не пойдете?
— Я не говорил нет! Я пойду. Я могу, — попытался высказать личное мнение американец.
— Ну ты чего, глухой, что ли? Он глухой, что ли? — пренебрежительно спросил русский пленник.
Вьетнамец подозвал начальника конвоя…
Через десять минут Пивоваров кричал. Не закрывая рта. И не думая, что он при этом очень некрасиво выглядит. Сильнее всего он кричал, когда с его спины срезали полосу кожи и бросили туда горсть древесных термитов.
Через час он шел в общем строю…
Глава 35
Два дня пленных таскали по джунглям. Вначале пешком до машин. Потом на машинах. Потом несколько километров от машин пешком.
— Вы останавливались здесь. В полдень седьмого дня. Несколько человек признались, что вы останавливались здесь в полдень седьмого дня. Почти на четыре часа. Их показания совпали. Зачем вы останавливались?
— Дневали.
— Кто, зачем и на сколько уходил в это время с места стоянки?
— Никто и никуда. Только в охранение. И еще, может быть, по нужде…
— Что такое «нужда»?
— Это то, что вы заставляли нас делать не снимая штанов!
— Нужда — это сходить в туалет?
— Да. Сходить в туалет.
— Где конкретно вы ходили в туалет? Если вы ходили в туалет.
— Разве упомнишь? Мало ли где…
— Встаньте там, где вы находились. Где находился каждый. Пусть каждый вспомнит, где он стоял или сидел и где стояли или сидели другие.
— Но это невозможно!
— Вспомните полдень седьмого дня. Что вы делали? Кто где стоял? Куда и кто отходил? И на сколько отходил?
— Ну ладно, Я сидел здесь. Чуть левее командира. Еще левее Кузнецов…
— Да, я сидел вон там…
— Я там…
— Куда вы отходили?
— Вон туда.
Вьетнамский следователь показывал направление. И несколько десятков солдат, рассыпаясь веером, уходили в указанную сторону. Они шли на расстоянии вытянутой руки друг от друга, осматривая каждую травинку, каждый камешек. И возвращались.
— Это вы называете сходить по большой нужде? — показывал вьетнамец эту самую «нужду», уложенную на большой лист.
— Да! — обалдевали пленники.
— Но там была только одна «нужда». А вы говорили, что отходили трое. Куда в таком случае отходили еще двое?
— Кажется, туда.
— Туда! — показывал новое направление поиска вьетнамский следователь.
Строй начинал новое прочесывание. Только для того, чтобы найти еще две «больших нужды».
И пленники начинали понимать, что все это не игра. Что этот вьетнамец добьется своего. Что он узнает их путь до метра. Даже если ему для этого придется перепахать коленями подчиненных ему солдат все джунгли.
Похоже, он действительно надеялся найти взрывчатку. Или золото…
— Вы не хотите рассказать мне всей правды. Я знаю, что вы здесь ходили не только по нужде. Я это знаю точно. Я имею показания.
Кто и на сколько уходил от лагеря еще?
Кто и на сколько?
Кто?
— Командир. Кажется, еще командир.
— Зачем уходил командир?
— Затем же, зачем и все.
— По нужде?
— По нужде. По крайней мере, он так сказал.
— Где в таком случае его нужда?
— Откуда мы знаем. Мы за ним не подглядывали. Это дело сугубо личное…
— В каком направлении уходил ваш командир?
— Как и все, в том.
— Да, в том.
— В том…
Кивок солдатам. И получасовое ожидание.
— Сейчас для полного комплекта командирское дерьмо на подносе принесут, — тихо сказал кто-то. — Ассенизаторы хреновы!
